Дежавю (сборник). Алексей Аистовъ

      За закрытым навечно окошком —

      Подоконника сумрачный мир,

      где в цветах позабытая кошка

      лижет времени кислый пломбир.

      Засолил Петербург бесконечность

      в окнах-паузах серой стены,

      где сознание вдоль-поперечно

      перемирия жаждет войны.

      Но сдвигаются камни утробы

      вислой улицы в рвотную глушь,

      где мелькают в прицеле особы,

      что стреляют глазами без-душ —

      но сквозь створ из бойницы столетий

      проникают проклятия в нас,

      под ногтями в дыму междометий

      множась в холод безличия масс.

      Схоронюсь в лазарете Коломны

      на безветренной той стороне,

      где не слышны за стеклами стоны,

      где безвременье с кошкой в окне…

      Сквозь годы тянется твоя рука?

      в тот ленинградский каменный колодец,

      и как тогда возносят два крыла

      на Невский в Витебск, иль куда-то вроде…

      Забыты крылья там на чердаке,

      где ближе был и к ангелам, и к Богу,

      там память в петербургском бардаке

      провисла вверх с Шагалом на свободу…

      Где ж та любовь, и ветер в голове,

      что кружит блажь в пересеченье улиц,

      чтобы спрягалась по углам во все —

      возможные местоименья дури…

      По теням крыш куда-то прошагал

      за окнами Шагал – наивный гений.

      И я слетал сегодня на вокзал,

      чтоб взять билет

      до юных тех мгновений.

      Старик сидел на Невском в переходе,

      в ногах табличка: «я слепой – молю…»

      монеты две лежали в шляпе, вроде, —

      не удивишь холодную толпу…

      Поэт небритый брёл в толпе без цели,

      (где цель весной у ветреной души?),

      и вдруг старик… сомненья одолели:

      «коль денег нет, – хоть слово напиши…»

      И написал чего-то там, вдогонку

      старик грозил… Поэта след пропал,

      но звук знакомый сбил слепого с толку, —

      звенел в круг шляпы брошенный металл…

      Так день прошёл. Слепой наш настоящий —

      в дурмане счастья… всё-таки спросил

      коллегу (тоже тот ещё пропащий,

      дурил народ, а после жутко пил):

      «прочти записку… в буквах что за сила?…»

      Тот взял листок, поднёс его к лицу

      и прочитал: «ВЕСНА ДЛЯ ВАС ЯВИЛАСЬ!

      А Я СЛЕПОЙ. НЕ ВИЖУ Я ВЕСНУ».

      …Весна и вправду людям всё сказала,

      весной и вправду с л о в у благодать,

      поэт весной, как Моисей сначала,

      учить толпу способен сострадать.

      Я учился на Мойке в пространствах Капеллы,

      в ветрах, дувших с Дворцовой на Пушкинский дом.

      Проходными дворами утрами летели

      в