Дежавю (сборник). Алексей Аистовъ

      Откройся дверь в несказанное слово,

      разбей бокал дрожащая рука, —

      сегодня я во власти дорогого

      изысканного красного вина.

      Улыбок сон, и похотливый шёпот,

      изнеженный телесный аромат,

      и страсти вожделенный ропот

      настроят на сознанья полумрак,

      где на пути руки в одеждах шёлка

      раскроется настроенная плоть,

      где кровь клокочет волнами настолько,

      сколь можно в жилах по вискам колоть…

      В заснеженном пространстве Ленинграда

      я Петербург безвременья отпил, —

      блаженство в горячи земного ада,

      холодный рай, беспечный, как тротил.

      Убийца-чай на нет свел шумный спор…

      Мы распрощались как-то неумело,

      но лужи отражали разговор,

      косыми брызгами кусая тело.

      По городу натоптаны круги,

      где в сумраке сопровождают тени,

      пути из прошлого привычно нелегки. —

      В созвездьях петербургских настроений

      в безвыходность замкнулись, как всегда…

      В беспомощность, глядящего спросонья

      на город, где привычная среда

      волшебна столь,

      сколь вредна для здоровья…

      Четверг не заступил. И вкус застолья

      бродил в ночи…

      Но кончилась среда.

      Был утренний туман

      густой и влажный,

      в нём прятал великан

      свой облик страшный.

      Лишь контуры видны,

      подходишь ближе, —

      плывут из глубины

      порталы, крыши.

      Колонн ритмичный ряд

      вверху дым растворяет

      в причудливый наряд

      неведомого края.

      Но тает в вышине…

      Парит там колоннада,

      мерцанье, блеск в огне,

      горит туман от злата!..

      Торопят дни, года, —

      всё жизнь пустая.

      Находим, – что, когда?..

      Кого теряя.

      Кидая тень в версту,

      проходим мимо,

      с глазами в пустоту,

      с улыбкой мима.

      Обман-обман-обман

      пустой, продажный.

      Всё поглотит туман

      густой и влажный.

      Помню случай:

      в ночь под утро Невский вброд перехожу,

      снег летает, тут же тает, как и должно миражу.

      Мимо катькиного сада к Елисею по прямой, —

      ни души, ни Ленинграда в голове моей хмельной.

      Посреди проспекта – здрасте! – мне на встречу не спеша,

      крыса (массою в квадрате)… Жуть! Но страшно хороша! —

      любовался я в пол взгляда… И тотчас, забыв, что пил,

      от души вдоль Ленинграда прочь бегом до края сил…

      С этих пор я осторожно, лужами иль по снегу,

      в Ночь иду, где всё возможно, —

      убегу – не убегу?..

      Я