Мне сказали прийти одной. Суад Мехеннет
понять его логику, но в любом случае это не имеет никакого значения, потому что я родилась во Франкфурте.
Редактор явно чувствовал себя неуютно. Он объяснил, что я происхожу из Марокко и поэтому он не может утвердить мою кандидатуру на эту должность. У меня от обиды засосало в желудке, а на глаза навернулись слезы. «Не смей здесь реветь!» – приказала я себе.
Я повторила, что родилась в Германии, и объяснила, что на самом деле мои родители родом из двух разных стран – Марокко и Турции. Если следовать его логике, добавила я, то он должен немедленно уволить всех «немецких немцев», которые освещают события в Германии, и принять вместо них на работу иностранцев. Он побледнел и сказал, что нам больше не о чем разговаривать. Я вскочила и выбежала из его кабинета как раз в тот момент, когда по моим щекам полились слезы. «Тебя никогда не будут считать настоящей немкой, – думала я. – У тебя нет никакого шанса в журналистике».
Три месяца спустя, во вторник в сентябре, я слушала моего любимого преподавателя международных отношений Лотара Брока. Лекция была посвящена… чему-то. Не помню точно, потому что на самом деле я не слушала. В начале занятия я выключила звонок своего мобильного телефона, но за последний час несколько раз чувствовала, как он вибрирует у меня в сумке. Случилось что-то ужасное. Единственной причиной того, что кто-то снова и снова звонил мне, могло быть только несчастье в моей семье.
Когда профессор Брок отпустил нас на перерыв, я поспешила выскочить из аудитории. Сообщения на телефоне подтвердили мои страхи: «Суад, ты где?», «Суад, ты должна вернуться домой!», «Суад, возвращайся немедленно!»
Да, дома однозначно что-то случилось. Я побежала обратно в аудиторию и отпросилась у профессора Брока. «Идите домой, – сказал он. – Надеюсь, что все в порядке. Дайте мне знать, как у вас дела, хорошо?»
Я побежала на автобус и после двадцатиминутной поездки вбежала в двери своей квартиры. Все, кроме папы, который был на работе, сидели вокруг телевизора.
Лишившись дара речи, я села и уставилась на сцены бойни в Нью-Йорке. Я немедленно вспомнила свою поездку туда полгода назад. Я ходила в нижний Манхэттен специально, чтобы увидеть Мировой торговый центр, и башни-близнецы гордо стояли над городом, как символы американского процветания и силы.
Теперь их не было. И все эти погибшие…
– Может быть, это были русские, – с надеждой сказала мама.
Но это было маловероятно.
Я посмотрела на Ханнан, которая смотрела на меня.
– Надеюсь, арабы в этом не замешаны, – сказала она. – Потому что если это они, то ответный удар будет ужасным.
Но мы с ней уже все знали. Здесь, в Германии, мусульмане будут страдать. Мы с ужасом и непониманием смотрели на телевизионные репортажи, которые теперь приходили не только из Нью-Йорка, но и из Вашингтона и маленького городка в штате Пенсильвания. Как это могло случиться? Что может заставить людей действовать с такой жестокостью, с такой