Мне сказали прийти одной. Суад Мехеннет
Также она сказала, что планы немного изменились: вместо того чтобы ехать в Багдад одна, я поеду в одной машине с корреспондентом «Нью-Йорк таймс». Это вывело меня из равновесия. Как это я могу не выделяться, если в одной машине со мной будет американец, возможно, со светлыми волосами и голубыми глазами? И не просто какой-то там американец, а парень из «Таймс»? «Перестань, дорогая, никакой в этом трагедии нет, – сказала Ранья. – Вы же всего лишь будете делить машину, а не постель». Закончив разговор с ней, я позвонила Питеру Финну в Багдад. «Все в порядке, – сказал он. – Просто пусть парень сядет сзади, а ты садись на переднее сиденье».
В отеле я позвонила родителям, чтобы сообщить им, что добралась благополучно. «Все просто супер», – сказал я им, стараясь, чтобы мой голос звучал обыкновенно. Я собиралась поспать пару часов, потом принять душ и одеться. Когда я давала чаевые официанту, который принес мне круассан и кофе, он никак не мог перестать улыбаться. Позже я поняла, что перепутала обменный курс и дала ему на чай в два раза больше, чем стоил завтрак.
Выяснилось, что другой репортер тоже был молод и тоже нервничал. Когда мы встретились в холле отеля, я сообщила ему, что сяду на переднее сиденье. Ранья также настоятельно советовала сделать именно так, сказав, что это понизит наши шансы быть ограбленными. «Да, конечно, – сказал парень из «Таймс». – Ранья лучше знает».
Мы сели в черный кроссовер. В нем не было ничего особенного – видавшая виды машина, которую иракцы часто использовали, чтобы пересекать границу с Иорданией. Водитель, Мюнтер, был иорданцем палестинского происхождения и по-настоящему мил. Он взял в дорогу маленькие, только что испеченные пиццы, напитки и печенье, но ни у меня, ни у репортера «Таймс» не было особого аппетита.
Путь от Аммана до границы занимал четыре часа. Потом, если все будет в порядке, нам предстояло проехать еще шесть часов до Багдада. Мы с Мюнтером болтали по-арабски. На заднем сиденье мой коллега-репортер слушал музыку. В какой-то момент Мюнтер предложил подключить плеер к стереоколонкам, и машину заполнил тяжелый рок. «Если мы будем это слушать до конца пути, то мне понадобится аспирин, – сказал мне Мюнтер по-арабски. – Скажи ему, что если люди это услышат, то могут подумать, что в машине иностранец».
Я вернула плеер репортеру «Таймс».
– Это вопросы безопасности, – сказала я.
Но он заулыбался.
– Ага-ага, – сказал он, – просто вам не понравилась моя музыка.
Я сказала, что предпочитаю поп-музыку восьмидесятых.
На границе мы видели иорданских солдат, но не иракцев. Я была единственной женщиной, поэтому не могу сказать, пялились ли на меня мужчины из-за моего пола или из-за отвратительных длинных одежд, которые купил папа. Перейдя границу, мы помчались через пустыню по гладкой пустой дороге. Инфраструктура Ирака была куда более развитой, чем я ожидала. Если судить по домам и дорогам, это государство никак не могло быть страной третьего мира. Оно выглядело цивилизованным и даже процветающим. В том, как люди идут, как смотрят друг на друга, ощущалась