Марсианка Подкейн. Гражданин Галактики (сборник). Роберт Хайнлайн
и дяде. Я казнила себя, что не жалела дядю Тома, по каждому поводу садилась ему на шею и заставляла все бросать, чтобы помочь мне с моими дурацкими проблемами. И за то, что так часто дралась с Кларком. Он, в конце концов, был ребенком, а я женщина, должна понимать.
Глаза мои наполнились слезами, и я чуть не пропустила первые слова капитана.
– Спутники, – сказал он твердым и очень успокаивающим голосом, – моя команда и наши гости на борту «Трезубца»… это не тренировка, это настоящий радиационный шторм.
Пожалуйста, не волнуйтесь. Все мы и каждый из нас – в абсолютной безопасности. Наш врач проверил личный счетчик у последнего, кто вошел в убежище. Его показания не внушают опасений. Даже если сложить их с общей дозой облучения самого облученного человека на борту – это, кстати, не пассажир, а один из членов команды, – сумма окажется ниже опасной для здоровья и сохранности генов.
Повторяю. Никто не пострадал и теперь уже не пострадает, нам просто предстоит испытать некоторые неудобства. Я хотел бы вам сказать, сколько времени придется сидеть в убежище, но сам не знаю. Может быть, несколько часов, может – несколько дней. Самый долгий радиационный шторм продолжался менее недели. Надеюсь, что старина Сол рассердился не всерьез. Но нам придется сидеть здесь, пока с «Гермеса» не дадут отбой. Когда шторм закончится, понадобится еще немного времени, чтобы проверить корабль и уровень радиации в ваших каютах. А пока будьте терпеливы и терпимее друг к другу.
Стоило капитану заговорить, и мне стало легче. Его голос завораживал, он успокаивал нас, как материнская колыбельная – младенца. Я немножко отошла от пережитых страхов, но чуть позже принялась размышлять. Мог ведь капитан Дарлинг сказать нам, что все в порядке, когда на самом деле все совсем не так, просто потому, что уже поздно и ничего не поделаешь?
Я перебрала в уме все, что знала о лучевом поражении, начиная с детсадовского курса личной гигиены и кончая одной из пленок мистера Клэнси, которую я просмотрела на этой неделе.
И решила, что капитан сказал чистую правду.
Почему? Потому что, если бы даже сбылись мои самые худшие опасения и нас приложило бы так сильно, словно рядом рванула ядерная бомба, все равно можно было бы кое-что предпринять. Нас поделили бы на три группы. В первую вошли бы те, кто совсем не пострадал и наверняка не умрет (это все, кто в этот момент находился в центре управления или в убежище, плюс все или почти все пассажиры третьего класса, если они не мешкали). Вторая группа – облученные так страшно, что умрут наверняка, несмотря ни на что (скажем, пассажиры первого класса). И наконец, третья группа, не сказать насколько большая, – те, кто облучен опасно, но может быть спасен, если действовать быстро и решительно.
В этом случае сейчас бы происходили эти самые «быстрые и решительные» действия.
У нас забрали бы личные счетчики и заново нас пересортировали, выбирая тех, кто нуждается в немедленном лечении, кололи бы морфий обреченным и отделяли бы их от прочих, а тех, кто был в безопасности, собрали бы в кучу, чтобы не путались