Венеция не в Италии. Иван Кальберак
не возражать ей. И для виду сел за стол, но делать уроки не собирался. Я подумал о маме Полин, с которой я не был знаком и которой сейчас тоже должно быть очень грустно, если мои худшие опасения сбылись. Отчего могла умереть Полин? Наверняка это был какой-то тяжелый внезапный недуг, ведь еще в пятницу она была в добром здравии. Аневризма аорты, остановка сердца, наезд тяжелого грузовика? Хотя по большому счету это уже неважно, разве что для тех, кто будет проводить вскрытие и заниматься похоронами: их задача может стать сложнее. А может, я вообще зря волнуюсь? Может, Полин просто забыла про меня, у нее нашлись дела поважнее, а главное, знакомые поинтереснее. Да, это была самая правдоподобная гипотеза.
Вечером мы с мамой смотрели телик, показывали эстрадный концерт, там все притворялись, что им ужасно весело, или, наоборот, грустно, когда они пели грустные песни. Только не очень хотелось им верить. Маме наконец удалось поговорить с папой по телефону, он сказал, что они так просто не сдадутся, что нельзя смиряться с судьбой, и дом все равно будет построен. Маму это немного успокоило. А я пошел спать в дом напротив: я ночую не в трейлере, а в подвале у соседки. Я прихожу туда только спать и мыться. Для всего остального есть трейлер.
Я попытался убедить себя, что завтрашний день наверняка будет хоть сколько-то лучше сегодняшнего. Но мне не всегда удается себя убедить. В этот раз, перед тем, как меня сморил сон, мне стало так грустно, что я опять заплакал. Я обратился бы к какому-нибудь судье с просьбой о смягчении наказания, кажется, так делают, но, боюсь, мне по возрасту еще не положено. Честное слово, столько эмоций сразу – это слишком. Простыню я не намочу, я уже не такой маленький, а вот подушка у меня часто бывает мокрая. Не знаю, лучше ли это, во всяком случае, подушка сохнет быстрее, и запаха нет, так что не приходится назавтра загружать стиральную машину.
Вторник 27 марта
Спал я неважно, как и следовало ожидать. Проснулся от холода: я обычно оставляю форточку приоткрытой, чтобы не было душно, а ночью, должно быть, подморозило. Хотя ведь уже неделя, как наступила весна. Но надо было повторить себе это раз сто, чтобы поверить. После того как я встал, принял душ и оделся, я перешел улицу – вернее, тупик, который упирается в лес, – и залез в трейлер, стоявший у громадной ямы, где должны были построить наш дом. Там меня ждала кружка горячего шоколада. Когда я вошел, мама обняла меня – это было странно, когда я прихожу утром, она обычно ограничивается легким поцелуем. Я удивился и дал себя обнять. Признаюсь вам, мне не было неприятно, когда мой нос оказался между ее нежных грудей. Она явно была не в лучшей форме, если повела себя так. Я заметил темные круги у нее под глазами и понял, что в эту ночь она спала еще хуже меня. Мы не говорили ни о доме, ни о разрешении на строительство, делали все, как в самый обычный день. Но я постоянно думал о Полин, и потому, наверно, не вполне отдавал себе отчет, к каким последствиям приведет эта история с домом.
После шоколада мама подала мне противную