Немецкая литературная классика на русском экране и русская на немецком. Материалы научной конференции 6–7 декабря 2012 года. Сборник статей
авторской интерпретации конкретного гофмановского текста. В структуре сюжета переплетаются мотивы и образы, заимствованные из разных текстов писателя. Акцентирование внимания на том, что зритель имеет дело с фантазиями, обусловливает кривую развития сюжета и ритм повествования, поведение персонажей, образы и пластические мотивы, возникающие, словно галлюцинации или онирические видения. Фантазии порождают игру причудливых форм, преувеличение жестов, необычайность красок, таинственную загадочность и двусмысленность. Они напоминают о том, что явленное, внешнее обманчиво, что есть расхождение между видимостью и действительностью, позволяют воспринимать любую логическую неправильность как нечто правильное.
Черты, присущие фантазии, обусловливают построение повествования в соответствии с законами видения или сна, реализуя в кинематографической форме художественные грезы уже самого режиссера, когда тексты писателя рождают субъективный ассоциативный ряд визуальных образов и пластических мотивов.
Отсылка к сборнику «Фантазии в манере Калло» возникла, по всей видимости, не случайно. В переиначенном виде название ленты есть дань романтической иронии, согласно которой произведение искусства не воспроизводит реальность, а репрезентирует другое идеальное бытие. Но если использовать отсылку к творчеству Жака Калло в контексте гофмановского восприятия, то применяемая И. Евтеевой перифраза названия становится своеобразной призмой, позволяющей посмотреть на художественный мир писателя, который создан из соединения повседневной реальности с элементами удивительного и фантастического.
Из второго, дополнительного названия фильма следует, что создаваемый художественный образ есть свободная причудливая комбинация тем и мотивов из произведений писателя, взятых для критического переосмысления его творчества. Ирина Евтеева, словно следуя логике Гофмана, полагает, что, используя скрытую иронию, можно проникнуть в удивительную «ненормальность» созданного им мира, прикоснуться к многогранности неординарной личности писателя.
Вторая часть названия не противоречит первой и может быть рассмотрена как своеобразное последствие употребления эликсира. Фильм становится попыткой постижения творческого воображения, стремлением погрузиться в мир Гофмана. Фантазии, вызванные эликсиром, есть продукт иррационального мышления, не предполагающего логического объяснения всплывающим видениям, которые слагаются в причудливые орнаменты. Это определяет организацию экранного материала, которому, так же как и текстам сборника «Фантазии в манере Калло», характерен фрагментарный принцип композиции.
Помимо двойного названия, фильм имеет и два заглавных титра. Первый, представляющий развернутое название фильма, стоит в самом начале. Он решен вполне традиционно, написан на русском языке и не является частью художественного изображения. Есть и второй, редуцированный, титр названия.