Иов, или Комедия справедливости. Роберт Хайнлайн
кричали, снова орали «Skaal!» – уж и не помню сейчас, по какому поводу, – и тут леди, сидевшая слева от капитана, подошла ко мне и расцеловала, после чего все прочие леди, сидевшие за капитанским столом, сгрудились вокруг меня и принялись обцеловывать. Это, видимо, воодушевило остальных дам в салоне, так как из них сформировалась целая процессия, направившаяся ко мне за поцелуями, но по пути целовавшая капитана; а может быть, порядок был обратный.
Во время этого парада кто-то унес мою тарелку с бифштексом, относительно которого я строил некоторые планы. Правда, я не слишком горевал о потере, так как бесконечная оргия лобзаний ошеломила меня и погрузила в изумление, ничуть не меньшее, чем история с туземками, которые прошли по углям.
Потрясение я испытал сразу же, как только вошел в обеденный салон. Давайте скажем так: мои спутницы-пассажирки были вполне достойны того, чтобы появиться на иллюстрациях в «Нейшнл географик».
Да! Вот именно! Ну, может, не совсем так, но то, во что они были одеты, делало их куда более голыми, чем те дружелюбные туземки. Я не стану описывать их «вечерние туалеты», ибо не уверен, что смогу это сделать. Более того, я твердо убежден, что делать этого не следует. Ни у одной из них не было прикрыто более двадцати процентов того, что дамы прикрывают на торжественных приемах в том мире, где я родился. Я имею в виду – выше талии. Их юбки, длинные и часто волочащиеся по полу, скроены или разрезаны самым соблазнительным манером.
У некоторых дам верхняя часть платья вроде бы и прикрывала все, но материал был прозрачен как стекло. Ну почти как стекло.
А самые юные дамы, можно сказать почти девочки, уж точно имели все основания занять место на страницах «Нейшнл географик» – больше, чем мои деревенские подружки. Однако почему-то казалось, что девицы куда менее бесстыдны, чем их почтенные родительницы.
Этот расклад я заметил сразу же, как только вошел в столовую. Я старался не пялиться на них, а к тому же капитан и все прочие с самого начала так плотно заняли мое внимание, что у меня не осталось никакой возможности хоть краем глаза полюбоваться этой трудновообразимой обнаженностью. Но послушайте, если дама подходит к вам, обвивает вас руками и настаивает на том, чтобы расцеловать вас, то очень трудно не заметить, что на ней надето много меньше, чем нужно для предотвращения заболевания пневмонией. Или другими легочными заболеваниями.
И все же я держал себя в узде, несмотря на растущее отупение и туман в глазах.
Однако даже откровенность костюмов не поразила меня так, как откровенность выражений – таких слов я не слыхивал в общественных местах и очень редко слышал даже там, где собирались одни мужчины. Я сказал «мужчины», поскольку джентльмены не выражаются таким образом даже в отсутствие леди… Во всяком случае, в том мире, который мне знаком.
Самое шокирующее воспоминание моего детства относится к тому дню, когда я, проходя через городскую площадь, увидел толпу, собравшуюся у места Покаяния, что возле здания суда. Присоединившись к ней, чтобы узнать, кто кается и за что