Языки страха. Женские и мужские стратегии поведения. Сборник
постоянно присутствует в жизни молодой Екатерины, становится тотальным состоянием елизаветинского двора. См.: “Но и на этот раз я отделалась только страхом”, “Я почти что остолбенела от страху”, “Я замирала от боязни” и т. д. Или, например, известный эпизод – написание юной принцессой письма под заглавием “Портрет философа в пятнадцать лет”. Екатерина написала этот текст для графа Гюлленборга, который при встрече сказал ей, “что пятнадцатилетний философ не может еще себя знать и что я окружена столькими подводными камнями, что есть все основания бояться, как бы я о них не разбилась”[13]. Рефлексия над этими страхами и стала, видимо, главным предметом письма, позднее уничтоженного.
Атмосфера страха и боязни, тем не менее, подталкивает Екатерину к действиям – “Я <… > не переставала серьезно задумываться над ожидавшей меня судьбой”[14]. Потому она, казалось бы, немотивированно, занимается своим личностным поведением, стараясь быть обаятельной, тщательно изучает русский язык, принимает православие и т. д.
“Я обходилась со всеми как могла лучше и прилагала старание приобретать дружбу <… > имела всегда спокойный вид, была очень предупредительна, внимательна и вежлива со всеми <… > Я выказывала большое почтение матери, безграничную покорность императрице, отменное уважение к великому князю”[15].
Правда, в “Записках” Екатерина чаще пишет о вполне понятных женских страхах, что должно было вызывать симпатию к их жертве. Героиня “Записок” часто плачет, боится, главным образом, мать, царственную свекровь и мужа. Однако даже женские страхи заставляют Екатерину бороться не за свое сугубо женское положение (например, с изменами мужа), а реализовать потенциал своей личности, вырвавшись из обычных стереотипов. Страхи и неприятности развивают в ней, например, мужские качества: Екатерина называет себя “честным и благородным рыцарем, с умом несравненно более мужским, чем женским”, говорит о своем “мужском характере и уме”[16].
Та же модель осознания страха и, одновременно, преодоления его, но в более серьезном варианте, осуществилась и в реальности как государственно-политических деяний Екатерины, так и в ее приватной жизни. Предметом размышлений в этом случае могут быть те поступки Екатерины, которые до сих пор вызывают неоднозначное отношение к себе и интерпретируются как парадоксальные или непонятные. На наш взгляд, мотивацией таких поступков являлся страх, так и не исчезнувший до конца жизни императрицы. Его главнейшим источником была, конечно же, абсолютная нелегитимность занятого ею положения. “Ни у кого из тех, кто когда-либо занимал российский престол, не было так мало законных прав на царский венец, как у Екатерины”[17]. Этот момент был настолько осознаваемым и явным для своего времени, что отмечен и иностранными наблюдателями. См., например: “Я был свидетелем революции, низложившей с российского престола внука Петра Великого, чтобы возвести на оный чужеземку”
13
Там же. С. 40.
14
Там же. С. 44.
15
Там же. С. 44–45.
16
Там же. С. 225.
17
Каменский А. Российская империя в XVIII веке: традиции и модернизация. М., 1999. С. 217.