Холодная комната. Григорий Александрович Шепелев
пропадать то?– отмахнулся Артемьев, скорчив презрительную гримасу,– вы сами видите, как мы жили. Интеллигенты, … !
– Тем не менее.
– Твою мать!– донеслось вдруг с лестницы. Вслед за этим раздался грохот двери, с размаху ударившейся о стену, затем ещё один, от удара в пол пятидесяти семи килограммов. Вскочив и выбежав в коридор, Хусаинов увидел там Кременцову. Она лежала ничком, широко раскинув длинные ноги в черных колготках. Обуви на них не было. Пахло кровью. В одной руке лейтенант сжимала бинт в упаковке, а в другой– ключ.
– Юлька, ты почему лежишь на полу?– спросил Хусаинов,– и где твои английские туфли?
– В жопе,– хрипло ответила Кременцова, вставая на четвереньки,– я триста метров скакала на одной ножке, как оловянный солдатик, потом– по лестнице этой сраной! Хотела тут постоять, отдышаться малость, да прислонилась сдуру к двери!
Отдав шефу ключ, Кременцова поползла в ванную.
– Да ты где поранилась то?– вскричал Хусаинов, только теперь заметив, что лейтенант оставляет кровавый след.
– Сейчас расскажу!
В ванной Кременцова сняла колготки и показала подошву правой ноги с пятью глубокими ранками. Хорошенько промыв их с мылом, распаковала бинт и стала обматывать им ступню, взахлёб тараторя:
– Сраный комод! Уж не знаю, что она в нём хранит– наверное, кирпичи! Толкая его, я сломала шпильки, сперва– одну, а потом– другую! Естественно, психанула, швырнула туфли в мусоропровод. Иду обратно с ключом босая, сшибаюсь с какой-то девкой– чтоб ей, паскуде, с поносом в лифте застрять– она роняет мне под ноги гребешок! Гребешок-изогнутый, упал, сука, зубцами кверху, и я на них наступила. Острые-жуть! Боль-адская, кровь хреначит тремя ручьями! Девка– в истерике: извините, простите. Я её матом!
– А как она выглядела?– взволнованно перебил Хусаинов.
– Длинная, рыжая! К морде я не присматривалась, но, кажется, неплохая морда.
– А одета во что?– спросил, прибежав из кухни, Артемьев.
– Меньше всего мне хотелось запоминать, во что эта тварь одета! Кровь, говорю, хлестала, как из свиньи! И до сих пор хлещет.
Завязав бинт, Кременцова поставила ногу на пол и обратилась к Артемьеву:
– Дайте тапки вашей жены!
– У неё, по-моему тапок не было…
– Твою мать!
Прихромав босиком на кухню, Кременцова цапнула со стола бутылку вина, присосалась к горлышку и зачмокала.
– Ты где бинт взяла?– спросил Хусаинов.
Его помощница не спешила с ответом. Лишь осушив бутылку, утерев рот рукавом мундира и плюхнув попу на стул, промямлила:
– У Андрюшки, шофёра вашего. Что же мне теперь делать?
– Я донесу тебя до машины и отвезу в травмпункт,– сказал Хусаинов,– но только сначала загляну к этой… как её…
– Загляните,– буркнула Кременцова и потянулась к стоящему на другом конце стола коньяку. Этакое дело Артемьеву не понравилось. Он прищурил глаза, заскрипел зубами, однако этим и ограничился, рассудив, что если глупая кукла с фарфоровыми