Холодная комната. Григорий Александрович Шепелев
Алексей Григорьевич оглядел её из прихожей. В маленькой комнате, на тахте, поверх одеяла лежал труп женщины, абсолютно голой. Рот её был не просто открыт, а дико распялен. На подбородке и шее запеклась кровь. Глаза смотрели на потолок с таким выражением, что семнадцатилетний стаж сыщицкой работы не помог Хусаинову сохранить на щеках румянец. В соседней комнате, на диване лежал мужчина– живой, одетый, в сознании. Рядом с ним сидел, делая ему внутривенный, врач скорой помощи.
– Я могу с ним поговорить?– спросил Хусаинов, обращаясь к последнему.
– Через пять минут. Девушка с ним уже поговорила, и вот чем кончилось.
Хусаинов прошел на кухню, где весело пила чай вся следственная бригада– два дактилоскописта, судмедэксперт Перинский и лейтенант Кременцова– двадцатипятилетняя длинноногая стерва с бешеными глазами, великолепным французским, идеальным английским и черным поясом по дзю-до. Её многочисленные достоинства и таланты не впечатляли лишь одного человека, а именно– Хусаинова, её шефа. Как-то раз он за попытку сделать ему без его согласия массаж плеч сделал Кременцовой такой массаж задней части тела, что все её столкновения этой самой частью с татами при смертоносных бросках показались ей не более чем шлепками войлочным тапком. С этого дня она зареклась прикасаться к шефу, но поклялась при каждом удобном случае отравлять ему жизнь различными способами. Фантазия у неё была богатейшая.
– Кофе, чай?– мяукнула Кременцова, вручая следователю акт осмотра места происшествия. Промолчав, Хусаинов пробежал акт глазами и обратился к судмедэксперту:
– Так что, реально язык отрезали?
– Вырвали,– уточнил Перинский, хрустя печеньем. Следователь вернул бумагу помощнице.
– Это – как?
– Судя по отсутствию повреждений на нём – без помощи каких-либо твёрдых предметов. Очевидно, руками.
– Разве это возможно?
– Да, для гориллы. Но не для каждой, а лишь для склонной к припадкам бешенства и лет пять занимавшейся силовыми видами спорта.
Вряд ли судмедэксперт сказал это с умыслом, но лицо Кременцовой изобразило такую злобу, что усмехнуться посмел один Хусаинов. Если бы речь шла не об оторванном языке тридцатисемилетней интеллигентной женщины, он бы даже и рассмеялся, после чего услышал бы от помощницы просьбу подойти к зеркалу и расплакаться. Но сейчас ему было очень не весело и без зеркала.
– А когда наступила смерть?
– Да часов семь-восемь назад,– ответил судмедэксперт, – около полудня.
– Юлька, за мной,– скомандовал Хусаинов, и, взяв из вазы конфету, направился к входной двери. Проходя мимо усатого капитана, бросил ему:
– Ты – тоже.
Плотно прикрыв за собою дверь, которая от нажатия затрещала, три офицера спустились к почтовым ящикам над заплёванной межэтажной площадкой, и закурили– каждый свои.
– Ну, что у тебя?– спросил Алексей Григорьевич участкового.
– Десять лет они тут живут,– сказал капитан,– ну, точнее, жили. Квартира досталась им от какой-то родственницы Артемьева,