Краса непутёвая. Александр Николаевич Лекомцев
а сам к себе.– Перебьёшься! Я скоро в Хабаровск уеду. Ищи – свищи. Там буду… работать. На хрен мне тут… упала эта глушь.
Он, опустив голову, поплёлся прочь от дома, где совсем так недавно ему были рады.
Татану сидела в горнице, низко опустив голову. Слёзы бежали по её щекам. В руках она сжимала опасную бритву. Конечно же, у неё сейчас основной была навязчивая мысль покончить со всем этим кошмаром единым разом. Стоит только с силой и точно провести лезвием по венам – и тогда она встретится там, за пределами этой жизни, со своими близкими и родными. Перед её глазами стояли их лица. Но не улыбчивые, а безрадостные. Они оттуда, как бы, смотрели и на Ирину осуждающе. Но Татану, всё же, поднесла лезвие к запястью, прижала острой стороной к коже.
Но мгновение – и жизнь, кипучая, бурная, молодая, выразила протест. Ей безумно хотелось жить. Ирина встала с табуретки и швырнула бритву в угол. Потом она подошла к зеркалу, вытерла платочком глаза и щёки, попыталась улыбнуться. Взяла с полочки большой гребень и принялась расчёсывать свои густые чёрные волосы.
Жизнь продолжалась. Пусть она беременна. Но ведь многие попадали и попадают в её возрасте в подобные и даже более критические ситуации. Оказываются без поддержки, без средств к существованию десятки и даже сотни тысяч молодых людей. А неё есть Залихватовы, которые относятся к ней почти так же, как к родной дочери. Она думала об этом, выдавая со склада механической мастерской, под расписку запасные детали для одной из работающих гидравлик. Мастер расписывался в ведомости. Потом мужики открыли складские ворота, и туда въехал автопогрузчик. Молодой его водитель взял умело на «рога» длинные и тяжёлые ящики и поехал к грузовому «Зилу» с раскрытыми бортами.
Ирина вышла из склада, с ведомостью в руках и авторучкой. В её обязанность входил и контроль погрузки. Даже в чёрном, далеко не в новом халате, она была прекрасна. Рядом стоял и охранник. Он первым заметил, как улыбающаяся Ирина стала терять сознания, держась левой ладонью за живот. Через мгновение она упала на землю, чем, явно, перепугала и озадачила работяг.
Но пока еще Гера никуда не уехал. Оставался здесь и последние дни коротал в посёлке Заметный. Жил он по-прежнему в доме сорокалетней алкоголички Клавдии.
По случаю предстоящего выходного дня в её доме проходила грандиозная пьянка. А в субботнее, уже далеко не раннее утро, Граков проснулся с больной головой. Ткнул локтем в бок лежащую рядом, стонущую Клавдию, и сказал:
– Чего, мымра, всё шило выжрала?
– Между прочим, я не мымра. А меня Клавдией Егоровной звать.
Пьяное существо, с большой натяжкой напоминающее женщину, открыло глаза. Морщинистая, жёлтолицая, да ещё с физиономией, украшенной синяками, Клава не только в темноте, но и при ярком свете своим обликом могла запросто напугать даже самого бравого и крутого господина не только в посёлке, но и во всём Хабаровске. Даже отважного омоновца.
– Тебе вопрос повторить, мымра, или в лоб закатать? – Сказал Гера.– Ты спирт весь допила ночью?
– А чего там было пить? Глоток оставался. Если ты такой