Пифагор. А. А. Немировский
от южного берега Кипра не более трех суток. На веслах было бы дней шесть тянуть, а то и семь. Но тебе, насколько я понимаю, в Навкратис не к спеху?
– Пожалуй, – отозвался Пифагор. – У нас на Самосе говорят: «Поспешность к лицу только глупцу». Я слышал, что наш крайний срок – полнолуние, а до него еще десять дней.
На мол в сопровождении воинов вышли водоносы. Кормчий, дав знак своему помощнику спускать трап, стал у мачты рядом с лестницей в трюм. Один за другим носильщики поднимались по дощатым мосткам, пружинившим под их ногами, и с шумом сбрасывали с голых потных плеч свои ноши. Один из бурдюков привлек внимание Пифагора. На нем охрой был выведен треугольник. В центре его – какая-то фигурка. Наклонившись, Пифагор разглядел медвежонка с уморительной мордочкой.
Волна радости захлестнула Пифагора. Он мог бы запеть, если бы не соседство кормчего.
– Тебя как зовут?
– Мисдес. Тебя же, я знаю, все называют Пифагором. И что ты, Пифагор, думаешь насчет этого раскрашенного бурдюка?
– Должно быть, кто-то с берега нам знак подает. Держитесь, мол. Ждут вас хорошие вести.
– Что ж, будем держаться, хотя времена страшные. Слышал ли ты, что персы в Египте вытворяют? Люди от отчаяния в Ниле топятся. А нашим родичам, картхадаштцам, война из-за собак объявлена. И какое им дело, что кто ест…
– Собака у персов священное животное, – заметил Пифагор. – Ведь они бродячим собакам и птицам с кривыми когтями отдают на съедение своих покойников.
Кормчий всплеснул руками:
– Настоящие дикари! Надо же такое! Телами родителей собак кормить…
Пифагор пожал плечами:
– Таковы их обычаи. И конечно, есть собак, да и не только собак, но и других животных – это варварство, но с ним надо бороться не оружием, а убеждением. Однако довольно об этом. Скажи, Мисдес, когда тиряне отмечают великий праздник Мелькарта?
Финикиец разгладил пальцами морщины на лбу.
– Праздник будет через четыре дня. А что?
– Просто так. Был я в Тире как раз в этот день. Хотелось проверить, не изменила ли мне память. Как сейчас помню. В проливе между Тиром и материком корабли всех основанных Тиром колоний, ночью же в гавани – факельное шествие. Удивительное торжество – единение рожденных от одного корня. Такое же не мешало бы ввести и эллинам.
Полдня корабли шли, не теряя из виду берег, сверкавший, подобно створке драгоценной раковины. Кажется, именно здесь родилась Афродита, сделав остров привлекательным для обитателей Азии и Европы, селившихся рядом и сменявших друг друга на протяжении столетий.
«Море, – думал Пифагор, – будучи такой же частью космоса, как земля, небо, ночь, огонь, вобрало в себя все их качества. В нем глубина Неба, непрозрачность Земли, полыхание Огня, прохлада Ночи. Оно – вечное колебание материи. Ведь Посейдон – это бог колебаний. Раскатистый хохот, содрогающийся в схватках земли, грохот туч, разрешаемых зигзагами молний, – это его эхо. Оно – кипящий котел превращений. Данный живым существам мозг – его слепок. Его размытые, неизведанные дали