Жестокое милосердие. Богдан Сушинский
как-то опасливо отодвинула от себя, – и Андрей видел, как, излагая план отступления, Кирилл мелко вздрагивал. Лейтенанту странно было видеть такое, но Арзамасцева действительно бил такой озноб, словно он раздетым лежал на снегу. А ведь день выдался по-июльски теплым.
– Уйти еще можно – в этом ты прав, – согласился Андрей, положив руку ему на плечо. – Бросить машины и уйти…
– Тогда почему не уходим? – раздраженно спросил Кирилл, выждав несколько минут. – Если можно, то чего ждем?
– Немцев, – спокойно ответила за Беркута Анна. – Пока остальные подъедут.
– Вот именно, – согласился лейтенант. – Дадим бой – и уйдем. Если, конечно, позволят обстоятельства.
«В общем-то, он прав, – подумал Беркут, наблюдая, как два мотоциклиста (третий с мотоцикла не сходил), обследовав чердак и кусты, принялись внимательно всматриваться в ведущую к дому дорожку. – У нас еще действительно была возможность “уйти по-тихому”, и это было бы благоразумно. Видно, во мне все еще сидит комендант пограничного дота: “Без приказа не отступать!”, “Дот не оставлять, пока не иссякнет боевой ресурс гарнизона!”, “Сражаться до последней возможности!”».
– Ой, кажется, они заметили следы колес! – вдруг подала голос Анна. – Так и есть, пошли по следу. Остановились и пристально всматриваются в нашу сторону.
Она замолчала. Все четверо замерли в нап-ряженном ожидании. Солнце слепило немцам глаза, особенно тому, в очках. Он заслонялся от лучей поднятым вверх автоматом и показывал рукой на лес. Беркут не мог слышать, что именно он говорит, но по тому, как его сослуживец спокойно пошел за холм звать остальных, понял: немцы решили, что машина и мотоцикл ушли в лес. Интерес фашистов к следам во дворе как раз тем и вызван был, что они искали исчезнувшие машину и мотоцикл.
– Ефрейтор, – вполголоса проговорил Анд-рей, – передай Корбачу: из пулемета огонь по кузовам. Пока немцы не успели сойти и расползтись. И пусть постарается повредить моторы обеих машин. Сам отсекай их от дома, а ты, Анна, – от высотки, у въезда во двор. Я буду на ней…
Прихватив две гранаты Ягодзинской, лейтенант осторожно подполз к небольшой ложбинке, пробежал по ней к подножию холма и залег там. Взобраться на вершину незамеченным он сумел бы только тогда, когда бы машины въехали во двор и все немцы оказались по ту сторону холма.
Как только борт задней машины исчез за гребнем, Андрей взбежал наверх и, еще толком не осмотревшись и не видя машин, метнул во двор одну за другой две гранаты. Не успел отгреметь взрыв второй из них, как открыл огонь Корбач. За ним, чуть с опозданием, – Арзамасцев и Анна.
Приподнявшись у сосны, Громов увидел развороченный борт задней машины и пламя на капоте передней, мечущиеся по двору фигуры немцев, очевидно, решивших, что они окружены; и теперь уже прицельно метнул третью гранату, положив ее между первой машиной и мотоциклом. В ответ из сарая кто-то швырнул гранату на холм, но она взорвалась метрах в десяти от вершины; кроме того, Беркута прикрыл толстый ствол старой сосны.
Понимая,