Сердце предательства. Мэри Пирсон
кинул одеяло на ковер.
– До нашего поцелуя на лугу этому как до луны – хотя, признаюсь, и он, пусть даже фальшивый, для меня также очень ценен.
И Каден озорно коснулся пальцем угла рта, будто лелея это воспоминание.
Я смотрела на него, его глаза все еще лукаво поблескивали, и что-то шевельнулось у меня в груди. Я увидела парня, который на мгновение забыл, что был Убийцей, тащившим меня сюда против воли.
– Почему ты мне подыграл? – спросила я.
Его улыбка погасла.
– У нас был трудный день. Длинный день. Я хотел дать тебе время. А может, надеялся, что из всех зол я все-таки наименьшее.
Он был проницателен – но все-таки догадывался не обо всем.
Каден указал на сундук.
– Если пороешься как следует, в нем найдутся еще и теплые шерстяные носки.
Я послушалась совета и на самом дне обнаружила три пары длинных серых носков. Каден отвернулся, и я смогла, наконец, скинуть проклятое рубище, сотканное, казалось, из тысячи колючек. Его рубаха оказалось мягкой и теплой, она была мне по колено, а носки кончались чуть ниже.
– На тебе все это смотрится куда лучше, – заметил Каден, повернувшись. Он пододвинул шкуру поближе к кровати и взял одеяла из стопки, разложив их на меху одно рядом с другим. Пока он возился со свечкой и готовился ко сну, сбрасывая сапоги и ремни, я умылась в углу над тазиком. За дверью в дальнем углу, пояснил Каден, туалет. Это был тесный закуток, и роскошью в нем даже не пахло, но после нескольких последних ночевок на биваках среди сотен солдат, где невозможно было уединиться, он показался мне царским чертогом. Здесь имелись крючки для полотенец и даже еще один половичок Дихары, чтобы не стоять на голом полу.
Когда я вернулась в комнату, Каден спустил с потолка светильник и прикрутил в лампе фитилек. В золотистом мерцающем свете единственной свечки я забралась на узкую койку и долго лежала, глядя в потолок, по которому плясали длинные тени. Снаружи завывал ветер, хлопал деревянными ставнями. Я натянула шерстяное одеяло до подбородка. У эмиссара и то больше шансов дожить до конца месяца, чем у тебя.
Я перевернулась на бок и свернулась клубочком. Каден лежал на спине, заложив руки за голову, и смотрел в потолок. Одеяло закрыло его лишь по грудь, плечи были обнажены. Мне были видны шрамы, о которых он говорил, что они не имеют значения, но отказался о них рассказывать. Я подвинулась ближе к краю койки.
– Расскажи мне о Санктуме, Каден. Помоги понять твой мир.
– Что ты хочешь знать?
– Всё. Про наместников, братию, про всех, кто еще здесь живет.
Каден повернулся ко мне лицом и приподнялся на локте. Он рассказал, что Санктум – это сердце города, его защищенная часть, неприступная крепость, в которой находился Совет, правивший Вендой. Совет состоял из Легиона наместников четырнадцати провинций, десяти рахтанов – элитных гвардейцев Комизара, пяти чивдаров, которые надзирали за армией, и самого Комизара. Всего тридцать человек.
– А ты рахтан?
Он кивнул.
– Вместе с Гризом,