Зимопись. Книга четвертая. Как я был номеном. Петр Ингвин
балахонов мной было разбросано по деревьям дальше от берега – я как бы уводил погоню за неизвестными шутниками-шкодниками в сторону садов. С остальными рубашками, количеством пять, мы вернулись к реке выше по течению. Звонкий гомон с пляжика доносился и сюда. Пропаж еще не обнаружили – там звучали смех и беззаботная болтовня. И если опомнятся, побегут по фальшивому следу. У нас есть время.
– Выбирай. – Украшенные балахоны рядком упали перед царевной.
Девичьи глазки заблестели. Марианна перемерила все, прежде чем с большим сомнением остановиться на одном. Потом на другом. Потом все-таки…
Пришлось насильно отобрать лишние. Оставив себе самый большой, я положил одну из оставшихся рубах в воду, чтоб течение со временем отправило ее вниз. Еще пару мы хорошенько привалили камнями у берега – иначе сразу поймут, что не хватает именно двух, что сразу направит мысли на встретившихся с мальчиками беспортковых нас, которые ушли как бы в противоположную сторону. А так – чья-то шутка. Или ветром унесло. Или водой. Либо водяной спер, либо леший. Либо русалка, что почему-то на ветвях сидит, хотя у русичей так называлась женщина-птица. Мало ли в какую нечисть здесь верят. А во что-то верят обязательно, если даже в моем двадцать первом веке средний человек избегает цифры тринадцать, считает, что наступить на какашку – к счастью, и уходит от перебежавшей дорогу черной кошки. Теперь я знал, почему эта лабуда столь живуча. Она кому-то нужна! Сейчас – конкретно мне для использования во благо конкретного себя.
Думаю, девчонки пошумят и успокоятся. Никто не любит, чтоб над ним смеялись, поэтому как-нибудь выкрутятся по-тихому, и все забудется.
Отвернувшись от придирчиво разглядывавшей себя Марианны, я примерил новый костюм. Рубаха в принципе такая же, как у мальчишек. Такая же… да не такая, а чисто женская – с оборочками, кружевами, вышивкой. Двинувшись с повеселевшей царевной вдоль реки, я по ходу удалял все признаки принадлежности к враждебному полу. Хуже всего оказалось с вышивкой. С трудом, но удалось справиться. Колючкой я поддевал по ниточке, рвал или перетирал, вытаскивал. Сборчатую обшивку по подолу и краям рукавов, я расправил и примотал на бедре как бинтом.
– Про запас. Вдруг перевязка понадобится?
– Есть хочется, – грустно сообщила царевна.
Да, снова встал вопрос еды, и встал колом в горле. День заканчивался, а во рту ни крошки, если не считать некоторого количества противных листиков, которые теперь цепко ассоциировались с поносом. Лягушек не видели, кузнечики попадались настолько мелкие, что даже не хотелось тратить силы на поимку. Перебились небольшой охапкой лиственной травы-сныти, замеченной мной по дороге. В остальное время еду заменяла вода.
Речушку пришлось форсировать вплавь, глубина и течение не позволили перейти своим ходом. Мы поднялись выше заводи, сняли рубахи, я поднял их на одной руке, а Марианна уцепилась за мою шею. Сплавившись через стремнину, оставшееся мелководье прошли ногами, затем подсохли, оделись и побрели дальше.
В местном балахончике