Зимопись. Книга четвертая. Как я был номеном. Петр Ингвин
На меня уставились круглые непонимающие глаза:
– Это невозможно, потому что просто не может быть!
– Привыкай. Заметила: ты много слышала про конязя, но ни разу про конязьку или какую-нибудь коняжну.
Конязь – однозначно мужик и по титулу самый главный, ни о ком главнее пока не слышали. И выбирает – он. Так что пусть с каким-то прибабахом, но этот мир явно не столь матриархален, как заречный.
– А смотреть местные ходят… на нас?
– Ага, – подтвердил я с ухмылкой. – Вы для них типа развлечения. Бесплатное зрелище из цикла «Бывает же» и «Ну, совсем распустились! Надо проверить, насколько».
– А мы видим только корыта на воде и иногда огоньки костров. Погранцарберы стараются никого не допускать до Большой воды, но их патрули нечасты, и иногда удается…
– Вот тогда вами и любуются, – завершил я. – Пойдем, боевая подруга.
Обращение спутнице понравилось. Она вспыхнула, озарилась животворящим внутренним светом, полившимся из всех отверстий и даже через радостно разгладившуюся заблестевшую кожу. И походка стала упругой, легкой, танцующей. Волосы как будто высохли в один миг и уложились в прическу. Где-то что-то чувственно выпятилось, где-то, наоборот, стыдливо подобралось.
Я привычно все испортил:
– Как мальчишки еще сказали, бой-баба?
Это называется – с небес на землю.
– Нет-нет. – Я постарался все исправить, увидев начавшееся обратное преображение. – Это не про тебя. Ты – бой-бабочка.
Глава 4
Сказанного не вернешь. Рядом со мной снова шла прежняя Марианна – усталая, отстраненно-равнодушная, сомневающаяся. Достигнув упавшего дерева, она повалилась на него вдоль всем телом, руки свесились с разных сторон, левая щека раздавилась о жесткую морщинистую кору:
– Давай отдохнем.
Подорожник с передней части, распластавшейся по бревну, моментально осыпался.
– Все мое врачевание насмарку.
– Прости, не подумала.
– Больше драгоценную слюну так бесполезно расходовать не буду. И не проси.
– Я же повинилась!
С ее точки зрения, этого достаточно. Так рассуждают дети и женщины. Поскольку я понимаю это, значит, вышел из первой категории и, спасибо судьбе и родителям, не принадлежу ко второй. Мое седалище опустилось на траву рядом со струящимся вдоль бревна телом царевны, ноги вытянулись, голова откинулась на мягкое вздрогнувшее бедро. Затылок оказался как на подушке, а волосы почувствовали нежную руку, которая их пригладила.
– Чапа, у меня постоянное ощущение, будто знаю тебя с рождения. Ощущение давнее и стойкое. Почему так?
В груди похолодело. Близок провал резидента?
– Не знаю.
А что еще сказать?
– Несмотря на эту знакомость, ты поражаешь все сильнее. – Ладошка соскользнула на плечи, томные мурашки побежали от пальчиков, которые принялись играть с кожей. – Открываешься с новых, каждый раз лучших сторон. Это немыслимо. А ты не перестаешь удивлять. И что самое