Великий князь. Юрий Сбитнев
с матушкой в сельце…
Ответ такой вызвал внезапный прилив раздражения. Кровь ударила в голову. Он готов был жестко выговорить посаднику. Но уже шли под его руку с объятиями и здравиями лепшие курские мужи, оттеснив посадника.
Отъезд матери в сельцо нарушал планы Всеволода. Мнил он в Курске провести всего лишь седмицу90, управиться со всем накопившимся тут задельем, пообщаться с матерью, братьями, собрать и заслать свадебный чин к Киеву, а следом и самому съехать. То, что братьев нет в Курске, Всеволода не печалило, даже было на руку. Он почему-то считал, что братья, а Игорь-то обязательно, запросятся с ним в Киев, но на то ничего не было сказано Мономахом. Велел только здравствовать им от его имени. А как откажешь, если запросятся? Показать, что не имеешь своей воли и нет у тебя своего угла в стольном граде, и живешь, как и прежде, в зачужье, чином только повыше, чем у дяди? Слава богу, унесло братьев в поход. Он и не поинтересовался, зачем и по какой нужде, в зиму глядя, отправились они в столь далёкие веси.
Однако отсутствие матери было ему неудобно. Следовало, управясь в Курске (хочешь или нет, но седмицу тут высидеть надо), идти по беспутью за Новгород Северский к Игореву сельцу. Сельцо это, а точнее княжеский терем, дворы, складницы и погреба, поставил Олег Святославич перед самым рождением сына в дар любимой супруге. С того и называлось оно Игоревым. Место облюбовали вдвоём князь с княгиней, когда по летней путине ходили на рыбные ловы по Десне.
На малом притоке её, Теребеновке, в могучих липняках, в разнотравном залужье стоял десяток ладно рубленых, с подклетями и погребами, зажитных просторных домов. Жили в них семьи свободных кресников-бортников, с коими и сладился Олег Святославич на своё поместье. Они, ловкие на руку топчаки91 и шельбиры92, сами и поставили терем со всем подсобьем на оглядном ярку среди лип и земляничных полян. Точить дерево и шельбирить его, создавая не просто жило, тёплое и удобное, но красно вывести к небу, узорно украсить резьбою, повесить по застрешью93 деревянные кружева оказались местные люди большими умельцами.
Не оторвать глаз от терема, люб он каждому, даже глухому к красоте сердцу: не выстроили топчаки и шельбиры его – песню спели! Так и звучит она неумолчно, по зиме ли, лету ли, в осень и вёсну, равно громко и радостно.
И Олег, и Верхуслава любили сельцо дюжее всех своих усёлков. Почасту живали в нём в великой любви и согласии.
Те же мастеровые люди поставили на возвышении, одаль терема и домов своих, церковку божью, освящённую в храм Рождества Святой Богородицы. А по рождении сына княжеского срубили ещё и божницу великомученику Георгию, наименовав сельцо Игоревым.
Туда и сошла Верхуслава с челядью зимовать зиму, весновать вёсну, а даст Бог, и зажиться в том благолепном месте до скончания лет своих. Выросли сыны, разлетелись соколы, не заметив, что мать их осталась на земле одинёшенька. А там, в сельце Игоревом, память её и любовь всё ещё сторожат, всё ещё хранят слово и облик даденного ей на малый
Седмица – семь дней, неделя.
Топчак – плотник.
Шельбир – столяр.
Застрешье – (от слова: стреха) край крыши.