Добровольцы. Николай Алексеевич Раевский
и Рыково. Дымят эшелоны. На платформе серо-зеленая толпа.
– Штаб армии? Давно ушел в Крым. Попроситесь к летчикам. Они идут первыми. Инженерный полковник рассказал мне, в чем дело. Предыдущие дни туман мешал воздушной разведке. Никто не видел, как Буденный переправился через Днепр и вышел в тыл. По всему судя, первая конармия скоро перережет железную дорогу. Защищать некому. Говорят, путь в Крым открыт. Вообще, дело дрянь, совсем дрянь.
Поля кругом станции гладки, как хороший аэродром. Аппарат, слегка подпрыгивая, бежит вдоль полотна, дает полный газ и, заревев, отрывается от земли. Красные еще далеко – авангард в двадцати верстах от дороги, но на всякий случай поезд пойдет с воздушным охранением. В эшелоне авиационных баз дорогое казенное имущество и семьи летчиков.
У вагонов-ресторанов отличные рессоры. Идешь через весь поезд, в коридорах иногда так бросает, что боишься разбить стекло, а в dining-car[17] сразу уверенность. Тяжелые тарелки с тонким голубым ободком стоят, как врезанные, и только на супе да на вине ровная дрожь.
Вот и сейчас в столовой летчиков то же самое. Дама вынула из саквояжа термос, налила девочке в чашку молока. Та недопила, вылила остаток на блюдечко, поставила его на чемодан. В купе, наверное бы, пролилось, а здесь по краям спокойно лопаются пузырьки и по белой глади идет чуть видная рябь. Совсем мирного времени вагон, только снаружи обшарпан. Коричневая обшивка вылиняла. В потускневших золотых надписях не хватает букв.
Девочке лет пять-шесть. Из-под розового вязаного капора выбились неровно подстриженные русые волосы. Одна прядка потемнее, другая совсем светлая. Должно быть, выгорела летом. Мать молча смотрит в окно. Солнца нет. Морозное серое небо, серые поля и вдоль полотна обозный поток.
– Мама…
– Что, детка?
– Мы долго будем ехать?
– Нет, недолго…
– Сегодня приедем?
– Приедем, приедем. – Дама поправляет девочке капор, поворачивается ко мне.
– Капитан, мы успеем?
– Конечно… Считайте – минут сорок-сорок пять хода. Больше не будет. Около часа в запасе.
– Дай Бог… так страшно с ребенком.
– Вы одна?
– Нет, муж в другом вагоне. Сейчас придет. Но ведь вы понимаете… – Опять замолчала. Смотрит в одну точку и глотает слюну.
Посредине вагона длинный стол. Серое сукно съехало в сторону, желтые дамские картонки, вещевые мешки. Везде, где можно сесть, офицеры и солдаты. Видно, у летчиков была налаженная поездная жизнь. Карты аккуратно пришпилены. Под кнопками кусочки белого картона. В простенках портреты…
Тормоза шипят. Подводы обгоняют поезд. Деревья, платформа. Станция Новоалексеевка. Еще несколько верст, и будем за проволокой. Прерывисто фыркает мотор. Кажется, наш охранитель. Сел в поле, повернулся, гудя и фыркая, едет к поезду. Хорошая местность. Везде аэродром. Замолчал. Остановился. Летчик бежит к платформе, придерживая полевую сумку.
Из открывшейся двери морозная волна. Пехотный поручик в шинели с золотыми пуговицами.
Вагон-ресторан