Петр III. Загадка смерти. Олег Иванов
приехать к нашему двору»329. Несмотря на это, Иван Антонович еще месяц находился в Кексгольме330. Самоотверженность Н. Савина была оценена императрицей. 12 октября 1762 года ею был подписан следующий указ Сенату: «Всемилостивейшее жалуем мы за особливую службу и верность к нам нашему генерал-майору Никите Савину триста душ крестьян в вечное и потомственное владение»331.
Что касается воспоминаний современников о реакции Екатерины II на смерть мужа и обвинения его предполагаемых убийц, то мы имеем известные «Записки» Дашковой и рассказы Н.И. Панина, записанные В.Н. Головиной. Будучи представителями одной партии, они, вполне понятно, пристрастны к другой – Орловым. Мы знаем из сказанного выше, что «вспоминала» Е.Р. Дашкова и причины этого. Тут можно привести не менее придуманный рассказ Н.И. Панина. В присутствии В.Н. Головиной он рассказывал об убийстве Петра III следующее: «Я был в кабинете императрицы, когда князь Орлов пришел известить ее, что все кончено. Она стояла посреди комнаты; слово кончено поразило ее. “Он уехал!” – возразила она сначала[85]. Но, узнав печальную истину, она упала без чувств. С ней сделались ужасные судороги, и одну минуту боялись за ее жизнь. Когда она очнулась от этого тяжелого состояния, она залилась горькими слезами, повторяя: “Моя слава погибла, никогда потомство не простит мне этого невольного преступления”»332. Всему тут рассказанному трудно поверить. Прежде всего вызывают удивление слова Екатерины II: «Он уехал!» Не совсем ясно, зачем это выдумал Панин.
Обвинения же в сторону Орловых полностью соответствуют той борьбе, которую вели с ними панинцы. Екатерина II решительно встала на их защиту. Так, в письмах к Ст.-А. Понятовскому, не называя Орловых, она замечает: «Забыла вам сказать, что Бестужев очень любит и ласкает тех, которые послужили мне с таким усердием, какого можно было ожидать от благородства их характера. Поистине, это герои, готовые положить свою жизнь за отечество, и столь же уважаемые, сколь достойные уважения», а в другом (от 11 ноября 1762 года), явно отвечая на распространяемые панинской группой обвинения, Екатерина пишет: «Не знаю, что говорят о людях, окружающих меня; но знаю, что они не подлые льстецы и не презренные и низкие души. Я знаю за ними лишь патриотические чувства, знаю, что они любят и творят добро, никого не обманывают и не берут денег за то, что по своему кредиту они в праве совершить. Если с этими качествами они не имеют счастия нравиться тем, кто желал бы видеть их порочными, то, по совести, они и я, мы обойдемся без их одобрений» (курсив наш. – О. И.)333. Очевидно, что выделенные нами слова Екатерины адресованы панинской партии, и прежде всего Е.Р. Дашковой. Орловы не могли убить Петра Федоровича потому, что они «не презренные и низкие души», что «они любят и творят добро», что они «никого не обманывают».
Потом, в мае 1788 года, Екатерина II заметит: «К[нязь] Орлов был genie[86], силен, храбр, решим maix doux comme un mouton, il avoit le coeur d’une poule[87]\ два дела его славные: восшествие и прекращение чумы… Alexis Orloff n’a pas même le courage
По-видимому, имелся в виду отъезд в Голштинию.
Гений (
Но кроток, как барашек; у него было сердце курицы (