Дочь того самого Джойса. Аннабел Эббс
неловко рассмеялась. – Я не хотела трогать ваши… ваши бумаги.
– Да оставьте его мышам. – Он в который раз сунул мне коробку, но глаза его при этом были опущены. Я заметила, что краска постепенно сползает с его скул… какие у него густые брови, словно распростертые птичьи крылья, и нос с горбинкой, похожий на клюв совы. И стройное тело, нескладное, скованное смущением. Как же я желала, чтобы он просто обнял меня и привлек к себе! Я сглотнула слюну и снова отряхнула платье, будто хотела сбросить с себя и свое желание, и его стеснение, и нашу общую робость. Боже, ну почему я не могла вести себя как современная молодая парижанка! Быть привлекательной, раскованной, дерзкой, как мои знакомые танцовщицы, как Стелла! Я проклинала своих родителей и их ирландскую мораль, которой они сковали меня по рукам и ногам. А потом мне вдруг пришло в голову, что мистер Беккет страдает от тех же самых оков, и мое сердце пронзило острое сочувствие.
Я покачала головой, отказываясь от пирожных, которые он все еще протягивал мне.
– Вы вернетесь в Ирландию на Рождество, Сэм?
– Лишь на очень короткое время. – Он водрузил коробку на горку книг и добавил: – А потом я, возможно, отправлюсь к моим дяде и тете в Германию.
– Не уезжайте надолго, пожалуйста. В январе мама ложится в больницу. Доктора подозревают у нее рак. Мы все вне себя от беспокойства, и баббо будет особенно нужна ваша помощь. – Мое пальто и перчатки лежали на письменном столе мистера Беккета. Я взяла их и постаралась отодвинуть в сторону тревожные мысли о маме. – Сегодня вечером баббо ведет нас ужинать в честь Дня святой Лючии.
– О! – К мистеру Беккету вернулась уверенность, и он спокойно, как всегда, немигающим взглядом наблюдал, как я натягиваю перчатки.
– Солдаты выкололи ей глаза, но после того, как она приняла мученическую кончину, произошло чудо – у нее снова появились глаза. Совершенно нетронутые. – Я подумала, не сказать ли ему, что святая Лючия была пророчицей, что она могла видеть будущее во сне и что я тоже иногда вижу будущее в своих снах. Нет, пока еще не время, решила я.
– Ах да, теперь я припоминаю. Она отказалась повиноваться своему мужу. – Мистер Беккет подошел к двери, открыл ее и придержал для меня.
По коридору плыл запах жареного лука, и слышно было, как журчит вода в соседней ванной комнате, которую он делил с соседом, и кто-то дергает за цепочку унитаза. Я понизила голос.
– И ее отдали в бордель, где лишили девственности. Все это довольно отвратительно. – Мистер Беккет на мгновение отвел глаза. Какой же он чувствительный, подумала я. Но конечно же – он ведь из Ирландии, где о таких вещах никогда не говорят. – А еще баббо назвал меня в честь Лючии ди Ламмермур из оперы Доницетти, – быстро проговорила я, меняя тему.
– Что же случилось с ней? – Мистер Беккет проводил меня по коридору до огромных деревянных дверей, выходивших на рю д'Ульм. В коридоре было холоднее, и сквозь запах лука пробивался влажный дух плесени.
– Она сошла с ума и покончила с собой. – Я