Без любви весь мир – пустыня. Борис Дмитриевич Дрозд
то, что меланхолия порождает болезни легких, способствует их развитию и прогрессу.
В действительности, что это был за город в то, дочеховское и чеховское время?
Из книги Дымова о Таганроге: «К концу 18 века город, утратив свое былое значение военно-морской базы, превратился в крупный внешнеторговый порт, куда приходили сотни иностранных судов, вывозивших отсюда пшеницу и другие сельскохозяйственные товары. В 50-х годах 19 века Таганрог – оживленный город резких социальных контрастов: роскошных купеческих особняков и убогих глинобитных лачуг, преуспевающих торговцев и обездоленного люда. Через порт города проходило тогда около 40% товаров, поступавших в южные порты России – пшеница, масло, сало, льняное семя, антрацит. Доход давала и узаконенная властями контрабанда.»
Конечно, не был Таганрог в ту пору глухим, как не мог быть глухим портовый город. Чехов сгущает краски, преувеличивает «отрицательность» родного города. Да и вот, к примеру, его товарищ и земляк А.Л.Вишневский, актер МХАТа, вспоминал Таганрог: «Родился я в Таганроге. Это был очень красивый портовый город, жители которого отличались американским размахом в торговле, в то же время, как настоящие южане, страстно любили театр. Были сезоны, когда в течение года в великолепном городском театре лучшая русская драма сменялась итальянской оперой и имена самых лучших, крупных столичных артистов не сходили с афиш, расклеенных по городу»…
И замечательно, как сам Вишневский говорит о жителях города: «настоящие южане». И сам он, скорее всего, чувствовал себя «настоящим южанином». А два театра, причем, роскошных, в городе? Уж точно никак не мог он быть глухой провинцией.
Другое дело, что с постройкой железной дороги падало значение порта, зато оживление в город вносила железная дорога.
Когда Чехов дурно отзывается о своем родном городе, то по каким же мелочам, зачастую совсем незначительным, судит он о нем: улицы пустынны, рожи драгилей довольны (разве было бы лучше, если бы эти «рожи» были недовольны? – Б.Д.), ни одной грамотной вывески, франты в длинных пальто и картузах…» В той же Москве неграмотных вывесок, я думаю, было не меньше, и длинных пальто на франтах не меньше – все эти мелочи несущественны для оценки города.
Оценивая город, он оставляет историю Таганрога за бортом своих оценок, а берет провинциальный город (вероятно, не только Таганрог, но и другие) в его застывшей, вневременной оценке, вернее, в сиюминутной оценке, в которой на первый план выступают эмоции, настроение. Он судит город вне его эволюции, вне развития и становления, в сущности, берет и судит город вне его истории, а историю выбрасывает за борт, отрицая ее, отрицая 200-летнюю историю развития Таганрога. А судит только эмоционально, по настроению – грязен, скучен, пуст, обшарпанная штукатурка, вывески неграмотные; судит по тем свиным рылам и рожам, которые есть везде и повсюду, даже в самом лучшем