Огоньки светлячков. Пол Пен
ладони, а ножки на сгибе локтя. Она шлепала его по спинке. Значит, это ребенок задыхается.
– Дышит? – спросила мама.
Они поспешили в общую комнату, а я решил быстро осмотреть кровать бабушки. Надо ведь забрать цыпленка. Пусть лучше живет в гнезде из моей футболки, рядом с кактусом. Подняв подушку, я сразу увидел кусочки скорлупы. Рядом круглый желток. Я потрогал его – мокрый.
– Что за запах? – недовольно спросила сестра.
Она сидела в кровати и смотрела на стену. Голос глухо звучал из-за маски.
– Не знаю, – ответил я, потрогал еще раз клейкую массу, взял один кусочек скорлупы и опустил подушку.
– Ребенок в порядке? – Сестра говорила так быстро, что вопрос слился в одно слово.
– Сейчас посмотрю.
Я остановился в дверях, прямо под верхней рамкой, повернулся к сестре и спросил, не пойдет ли она тоже.
– Позже, – был ответ.
Я вошел в общую комнату и забрался с ногами на коричневый диван. Бабушка расположилась у второго окна, того, что было прорублено под потолком в одной из стен. Ребенка она держала так же, как раньше. Вздохи его сопровождались бурлящими звуками, но они слышалось все реже.
Ритм дыхания сначала был нормальным, но интервалы между вдохом и выдохом становились все продолжительнее, а шаги мамы, кружащей вокруг стула, напротив, все более торопливыми. При этом она яростно грызла ноготь на большом пальце. Брат прикрыл рот ладонью, чтобы сдержать смех. Папа склонился над ребенком, закручивая пальцами веревку с ключом на шее. Она размоталась неожиданно быстро, ключ стал падать и ударил бы малыша, если бы бабушка вовремя не подставила руку.
– Не надо, – произнесла она.
Ребенок протяжно выдохнул, и бурление прекратилось. Маленькие ноздри раздулись, воздух стал поступать в легкие. Мама взяла паузу в своем безумном хороводе, но ее сменил брат, он стал ходить по комнате, высоко подбрасывая колени и размахивая руками. На пути к столу он стал громко насвистывать.
– Прекрати! – прикрикнула на него мама, и мелодия прервалась. Пол перестал трястись.
Брат открыл рот, из него вылетел протяжный звук, предвещавший громкий плач.
– Рыдай, сколько хочешь, – равнодушно сказала мама.
Брат вылетел в коридор, вскоре дверь хлопнула так сильно, что лампочки на потолке покачнулись. Тень от моей головы стала вытягиваться и почти коснулась тени от кресла. И тут бабушка перевернула ребенка. Лицо его было бордовым. Бабушка согнулась и прислушалась.
Бульканье не закончилось.
– Он не дышит, – заключила бабушка и встала так резко, что стул покачнулся на двух ножках и оперся спинкой о стену.
Бабушка закусила губу, брови сошлись, мне стало ясно, что она изо всех сил старается не расплакаться. Она принялась ходить по комнате, укачивая младенца, и запела колыбельную, как делала всегда, когда его убаюкивала. Затем открыла рот малыша и просунула два пальца до самых костяшек.
– Я не знаю, что еще делать, – прошептала она, вытаскивая слюнявую руку. – Я не знаю, что еще делать!
Она перевернула ребенка, опять положила на грудь себе