Дымовая завеса (сборник). Валерий Поволяев
ждет, как понимая и то, что защитить его будет некому, – собственно, Широков и не искал себе защитников с генеральскими звездами на погонах, да и не было их, – он подключил к делу других ратоборцев – защищающих природу.
Те тиснули в двух областных газетах статьи, собрали у здания администрации недовольных людей с протестующими плакатами в руках, но свернуть шеи стройке и чиновнику с румяными щеками, а заодно и Бузовскому не сумели – силы оказались неравными. Ведь тех прикрывал всесильный министр с мебельным прошлым: лишь одной приподнятой брови на его толстой физиономии хватило бы на то, чтобы разделаться со всеми российскими защитниками природы оптом, а в качестве жертвенного довеска прихватить еще и пограничников, вздумавших заниматься экологией…
Дубы были вырублены, и когда Широков побывал на заповедном озере в последний раз, то на их месте зиял неровным безобразным квадратом глубоко вырытый котлован, на берегах которого в хищной рабочей позе застыли два экскаватора.
Таджиков не было – судя по всему, их вымели одним движением веника в сторону исторической родины, украшенной заснеженными горами, и целиком заменили на покорных стройбатовцев в старой, еще советской поры, хлопчатобумажной форме. Работали стройбатовцы, конечно, так же, как и таджики, ни шатко ни валко, лучше всего умели ловить мух раскрытыми ртами, – но им не надо было еженедельно выдавать зарплату… А это очень важный аспект.
Впрочем, по части рытья канав и вообще земляных работ специалистов, равных таджикам, в России все-таки не было, – они вообще могли прорыть колодец сквозь весь земной шар и вылезти на свежий морозный воздух где-нибудь в Антарктиде – пройти сквозь глобус было для них плевым делом… А вот по части машин и механизмов сообразительности у детей гор Памирских не хватало, на глаза наползала задумчивая поволока, они мигом теряли дар речи и, кроме протяжного «бэ-э-э», ничего не могли выговорить.
Так что не понять, просчитался бывший повелитель торговых рядов с кухонными сервантами, отправив таджиков домой, или нет.
Поглядел Широков на заморенных стройбатовцев, и у него на лице задергалась излишне нервная жилка – жалко стало этих ребят. Не думали они, наверное, что священный долг каждого российского гражданина – защищать Отечество до последней капли крови, – им придется выполнять здесь, на строительстве нужников и подсобных помещений будущего барского поместья… Но случилось то, что случилось.
Широков рубанул рукой воздух и, развернувшись слепо, неровно покачиваясь на ходу, словно бы у него болели ноги, покинул стройку. Обидно было, что кривда победила правду…
Ну а потом стало уже не до стройки, не до поисков правды: недаром Бузовский напрягался – натужные усилия принесли ему успех… Под суд Широков, конечно, не попал, но намяли ему бока здорово.
Не выводя его из-за штата, сняли с погон майорские звезды, – стал он капитаном, – а потом и вовсе предложили спороть погоны с кителя и отправили на гражданку, дотягивать положенный жизненный срок там.
Не помогло ничто – ни ордена,