Хозяйка Дома Риверсов. Филиппа Грегори
способна?
– А способна ли она разбирать знаки внутри магического кристалла? – с воодушевлением поинтересовался ученый.
– Она уверяет, что никогда не пробовала, но предсказать будущее ей несколько раз удавалось, – ответил мой муж. – Ну что, испытаем ее?
– В библиотеке.
И алхимик первым направился в огромный библиотечный зал, мы последовали за ним. Бедфорд щелкнул пальцами, и двое переводчиков тут же удалились из библиотеки в боковую комнатку. Вудвилл с алхимиком сдернули покрывало, и передо мной возникло самое большое зеркало из всех, какие мне когда-либо доводилось видеть – в прочной раме, абсолютно круглое, оно было сделано из сверкающего серебра и напоминало полную луну.
– Затворите ставни, – распорядился мой муж, – и свечи зажгите.
Он говорил с каким-то странным придыханием, и по его голосу я поняла, что он до крайности возбужден; мне даже страшно стало. Вокруг меня кольцом расставили горящие свечи и велели смотреть в зеркало. Поверхность его была такой блестящей, что я едва различила в ней собственное отражение среди дрожащих, подпрыгивающих язычков пламени.
– Спрашивай ее ты, – обратился мой муж к алхимику. – Клянусь Господом, я чересчур взволнован. У меня даже язык заплетается. Только не слишком ее нагружай, давай просто проверим, есть ли у нее дар.
– Посмотрите в зеркало, – тихо скомандовал мне алхимик. – Просто смотрите и позвольте своим мыслям течь свободно. Мечтайте о чем-либо. – Он выдержал паузу и строго произнес: – Итак, Девственница, что ты там видишь?
«Ну, что еще я могу там видеть, кроме себя самой? Это же очевидно!» – думала я, изучая отражавшуюся в зеркале девушку в бархатном платье, сшитом по самой последней моде, и в двурогом головном уборе на золотистых волосах, заправленных в густую сетку и аккуратно уложенных вдоль моих щек. На ногах у меня были совершенно очаровательные туфельки из синей кожи. Я еще никогда не видела себя в зеркале в полный рост и даже чуточку приподняла подол платья, любуясь своими синенькими туфельками. Алхимик негромко суховато кашлянул, словно напоминая мне, что следует опасаться тщеславия.
– Загляните глубже, герцогиня. Что вы там видите?
Повсюду вокруг меня ярко горели свечи – так ярко, что затмевали и цвет моего платья, и цвет моих блестящих синих туфель; в этом ярком свете даже полки с книгами у меня за спиной были словно окутаны темным туманом.
– Посмотрите глубже, в самые глубины зеркала, герцогиня, и рассказывайте нам, что вы там видите, – снова тихим голосом, но весьма настойчиво потребовал алхимик. – Ну, рассказывайте же, леди Бедфорд, что вы там видите?
Свет поистине ошеломлял, он был слишком ярок, чтобы я могла хоть что-то разобрать; уже и мое собственное лицо расплывалось в свете сотен свечей. А затем вдруг появилась она; совершенно ясно я увидела тот самый день, когда мы лениво болтали на берегу крепостного рва с водой, и она была еще жива и весело смеялась, пока не вытащила карту с «Повешенным» в таком же синем, как мои туфельки,