Круги и треугольники. Георгий Балл
из правого кармана пиджака, и показал, что это ведь сам товарищ Калинин Михаил Иванович вручает ему самый главный орден и жмет ему руку, и что у него таких фотографий сколько хотите, а если не верите, то можете сами спросить у товарища Калинина, и открывались окна на улице Преображенской, и люди высовывались из окон, чтоб посмотреть на невесту, которая стала и вдовою, и наш тамада Василь Васильевич, не поднимая головы, говорил, как бы для себя: «Горько». И люди в окнах повторяли: «Горько…»
И «тррр-тррр… уить-уить…», но то пели не птицы, а сигналили стоящие вдоль дороги машины, а навстречу нам ехали «МАЗы», до верху груженые пустыми бутылками из-под водки, и на первой машине рядом с шофером сидел мусорный мужичонка Шурик, и когда он увидел нас, то отвернулся.
– Чего это он так гордо? – спросила Нина Федоровна, впрочем, ни к кому прямо не обращаясь.
А Ирина Петровна, впрочем, тоже без особой надежды, пропела: «Но я не верю… Нет! Я не верю, не верю я звезде иной, звезде иной…»
И вдруг Адолия вырвалась из рук сестер, и побежала фейерверком, решительно откидывая в стороны мозаику прежних сомнений, скорее, скорее назад к дыре. И пока бежала, не думала, не думала, как поступит, что будет делать… Только бы добежать… Еще до дыры оставалось буквально несколько метров, когда услышала внутри себя, в самой глубине, четко английскую фразу: «I love you… sorry…»
– Жив! – крикнула она.
Monsieur Серж открыл дверцу машины перед Лолитой. Она проскользнула молча внутрь, где ее ждал полковник Дон Хуан де Сантис. Закурила.
– Ну так что? – осторожно спросил полковник. – Домой?
Лолита удобнее откинулась на сидении. Продолжала молча курить. Машина стояла на месте.
– Домой?
– Гады! – пропирамидели ее сжатые губы.
– Какие гады ?
Ответа не последовало. И вдруг сквозь кольца дыма, едва слышно:
– Он жив.
– Не могу тебя понять.
– Я еще должна все обдумать. Будем ехать медленно, кружить по городу.
– Серж, зажмите скорость и катафальте. Дом отменяется.
– Слушаюсь, mon Colonel.
Машина как бы двигалась и одновременно как бы стояла на месте.
– Ло, моя девочка, я хочу понять, что же произошло?
– Да все просто: они подбросили чужой труп.
– Зачем?
Ответа не последовало. Машина нырнула в довольно глубокую впадину гробового молчания. Полковник не выдержал, закашлялся от дыма. Он даже в детстве не курил, хорошо зная предупреждение Минздрава.
– Кхе, детка, я понимаю, твоя профессия таит загадки. Но как ты могла догадаться? Я давно подозревал, что у тебя надзвездный взгляд.
– Нисколько. Банальная близорукость. Мы, близорукие, можем различить ржавое пятнышко в ушке иголки. А увидеть пятно на трупе – это моя профессиональная обязанность. Они подбросили старый труп.
– У меня голова кругом: значит тот не труп, а этот откуда взялся?
– Что, у нас в городе мало трупов?
– Да, прости, трупов хватает. Даже более чем хватает, я не то хотел спросить, но зачем?
– Политическое убийство.
– Убийство кого, который жив?
– Пока