Экслибрис. Ояр Вациетис
замыкаться,
и тогда расплавляются
контакты
и – мое время сгорает, в то
время как нам с тобой нужно
быть единым целым.
Это не от невнимания,
но – от спешки,
от страха задержаться
и быть задержанным.
Стало быть, не из-за апломба,
а нашего спокойствия ради
я в каждом
новоприбывшем
мерю токи крови.
Нет ничего опасней
когда двоих вдруг
закоротит.
«Как перелетные птицы…»
Как перелетные птицы
туманной весной
к руинам
в несуществующую больше Елгаву
все же вернулись,
так сегодня,
вчера
и завтра куда-то возвращаются
люди.
Как перелетные птицы –
с печальными песнями,
звонкими
или глухими,
к руинам возвращаются
люди.
Сегодня,
вчера ли,
завтра –
стыдясь
своей птичьей доверчивости,
возвращаются
люди.
Я тоже,
бывает,
курлычу, как перелетная птица,
мой крик печален –
кто знает,
может, я возвращаюсь
к руинам?
Ожидание
Над черной тушью
речной уснувшей
я жду, что начнется пахота,
и журавлей,
которым давно бы пора
быть на суше.
Я жду серебряного пара
полей
и серебристого
жаворонка.
Жду упорно, наверняка,
и от этого делаюсь тонок,
как стебель
той земли,
на которую едва смел
выползти,
но в которую войду
смело.
Я верю,
что, приходясь сыном ей,
не солью или алмазной
жилой,
бываю трава-мурава
и бываю –
прель,
но почти никогда –
// не выжига.
Я кровью и плотью
ей принадлежу,
надеждами
и наваждениями,
над черной тушью
речной уснувшей,
я в ожидании еще одного
своего рождения.
«Отапливаемые центральным отоплением…»
Отапливаемые центральным отоплением
никогда не бывают согреты,
как нужно –
где только можно,
когда только можно,
они разводят костры,
и плывут, плывут
в этом живом огне,
и смотрят, смотрят
застывшими глазами
в этот живой огонь,
с ностальгией,
с эмиграцией
в этих застывших глазах.
Господи,
пожалей их, они так красивы.
В разжигании огня
есть свои первоклассники,
гимназисты,
магистры,
академики,
мэтры и подмастерья,
но