Господа офицеры. Записки военного летчика (сборник). Константин Попов
глазами зарябили шныряющие фигуры, послышался лязг штыков, скользивших друг по другу при разборке винтовок из козел… застучали котелки, и отчетливо прозвучали голоса взводных: – Первый взвод ко мне! второй взвод стройся здесь!
– Ты, чертов турок, опять винтовку не найдешь… я тебе говорю, рожа, сказано, становись, пока карточка цела. – Из третьего и четвертого взводов доносились более энергические выражения… и не прошло и пяти минут, как все затихло, и только отдельные фигуры маячили вдоль длинной змееобразной линии роты, построившейся у обрыва, применительно к местным условиям – без соблюдения особенного равнения. Слева, откуда донеслась первая команда, вспыхнул карманный электрический фонарик, и яркий элипсис, появившийся на земле, стал приближаться к выстроившейся и замершей роте.
– Подпрапорщик Ковтун, у вас все готово? – прокричал молодой подпоручик, двигавшийся с электрическим фонариком.
– Точно так, ваше благородие! – пожалуйте сюда, не упадите только – здесь яма… Ишь, черти, накопали норы, – буркнул себе в бороду, басом, старый подпрапорщик, фельдфебель Ковтун.
– Рота смирно! Равнение направо! – вполголоса, но достаточно внушительно и отчетливо скомандовал Ковтун.
– Стоять вольно! – подал команду подошедший молодой подпоручик и фонарик погас.
В этот же момент, там, откуда только что пришел подпоручик, вспыхнули два фонаря и два элипсиса, появившиеся на земле, рядом, мигая, сталкиваясь и перекрещиваясь, поползли к роте.
– Рота смирно! Равнение направо! – раздался голос подпоручика… и наступила мертвая тишина.
– Все в порядке? – произнес командир роты, высокий крупный капитан.
– Так точно, господин капитан, – снова послышался голос подпоручика.
– Господа офицеры, займите ваши места! На ремень! По отделениям, за мной, шагом марш! – скомандовал ротный, и на ходу добавил: – Курить нельзя.
Впереди всех шли проводники и ротный командир, а за ними, по отделениям, плотной угрюмой массой, вся рота – двести сорок человек.
– Будет, что ль, наступление на немца? – с затаенной тревогой вопросил чей-то голос, обращаясь к молодому подпоручику, шагавшему на фланге третьего взвода.
– Нет. Мы идем на смену первому батальону.
– А вы знаете, ваше благородие, проводники сказывали, что от первого нашего батальона и половины не осталось. Их высокоблагородие капитан Головкин убит, командиры третьей и четвертой роты ранены, двух подпрапорщиков третьей роты убило, и одного моего земляка из Александровского убило. А сколько простых – и не счесть, как мухи лежат побитые.
– Какие тебе мухи, – послышались протестующие голоса, – хороши мухи! Нешто мухи люди живые?
– Живые?! – подхватил третий.
– Были живые, – да померли.
– «Погибли во славу русского оружия» – буркнул вмешавшийся взводный.
– Ребята! – послышался голос ротного, остановившегося, чтобы пропустить роту.
– Как немец наведет