Щит земли русской. Владимир Буртовой
рода нашего Вукола. Трудное время подступает к Белгороду, и кто знает, чем оно кончится. Ступайте! И бейтесь крепко, а мы будем богов молить за победу вашу.
Михайло и Янко поспешили к стене. Навстречу им, будто осенние листья, гонимые безжалостным ураганом, вливались в ворота шумные и напуганные людские толпы. Бежали пешие, кто с чем. Скакали конные – и один, и двое на коне. Ехали ратаи в телегах со скарбом – эти жили поближе к крепости, – ехали и впусте, только с детьми да женами. У коих к телегам привязана веревкой говяда[33] или овца, редко у кого второй конь, таких совсем мало.
Навстречу Михайло метнулась убогая Агафья: глаза безумные, между людей кого-то высматривают.
– Люди! Могуту кто видел? Не встречался ли вам где Могута?
Ответить ей не успели, сама поняла, что кузнец не видел ее мужа. Ящерицей юркнула в людскую гущу, к воротам, навстречу бегущим со степи. И донесся до Михайлы ее детски-радостный крик:
– Могу-ута! Ты жив!
Поднялись на вал, потом взошли вверх по ступенькам деревянной лестницы на помост стены и вдоль частокола прошли к угловой башне, откуда видны были южная степь и подход к Белгороду вдоль пологого склона к Ирпень-реке. Мимо прошел воевода Радко: волнистая борода расчесана аккуратно, только полные щеки белы от волнения. Мало сил теперь в Киеве, чтобы выступить навстречу Тимарю, а в Белгороде у него и того меньше. Самим не отбиться будет, если Славич, минуя крепость, уйдет в Киев. С чем тогда встретит находников он, белгородский воевода?
Обрадовался, когда увидел заставу Славича на подходе, и в мертвом безмолвии смотрел на короткий, как удар молнии, бой русичей близ берега Ирпень-реки.
– О, Славич! – только и выдохнул сквозь стиснутые зубы воевода, вцепившись закаменевшими руками в заостренные верхи бревен. Михайло, понимая воеводу и сочувствуя ему, осторожно перевел дыхание, шевельнул плечами: под кольчугой к потному телу прилипло платно. И в сече не был, а так взмок!
Подошел бондарь Сайга: поверх рабочего платна, испачканного светло-желтой смолой, надета просторная, видно, с чужого плеча, кольчуга. Длинные рыжие волосы перехвачены белой неширокой тесьмой, а в руках, покрытых следами старых ссадин, большой лук. Иного оружия бондарь не знал, но из лука стрелы в цель слал отменно.
От Киевских ворот крепости нежданно, а потому и радостно пронеслась по белгородским стенам добрая весть:
– Идет! Дружина из Киева к нам в помощь идет!
– Велика ли? – кричали те, кому не было видно Киевских ворот и входящих дружинников. И тянулись люди, пытаясь посмотреть с западной стороны на другой край Белгорода. Но дорогу на Киев за восточным частоколом не увидеть, а ворота заслонены теремами и церковью. В просветах между высокими постройками мелькали поднятые вверх копья.
– Где воевода Радко? – пополз по стене спрос. По помосту поспешно шел дружинник. Михайло до сего дня его не видел, а когда киевлянин приблизился, разглядел чистое лицо, густые русые усы, которые дотянулись уже до короткой курчавой бороды. Широкая грудь дружинника укрыта поверх кольчуги
Говяда – бык или корова.