Застывшее время. Элизабет Джейн Говард
Долли считала тефтели трудно перевариваемой пищей, а Фло терпеть не могла жир; при этом каждая осуждала привередливость другой.
– В последнюю войну мы были благодарны за любую еду, – заметила Фло.
Долли ехидно возразила:
– Не припомню, чтобы ты отличалась особой благодарностью: даже когда папа устроил тебе поездку в Бродстерс после госпиталя, ты его не поблагодарила. Из Фло никудышная медсестра – совсем не переносит вида крови, – заметила она громче, обращаясь к остальным. – Все заканчивалось тем, что за ней самой приходилось ухаживать, а это совсем не то, чего хотели доктора…
Сибил в довольно бесформенном крепдешиновом платье – после рождения Уиллса она набрала вес – делилась со свекровью своими переживаниями.
– Это всего лишь стадия, – спокойно отвечала та. – Помню, Эдвард часто плевался, когда выходил из себя. У него случались неконтролируемые приступы гнева, и я, разумеется, переживала. У детей это бывает. – Она сидела во главе стола с идеально прямой спиной; как всегда, в шелковой блузке с крестиком из сапфиров и перламутра на аккуратной груди; твердый взгляд, полный чувства собственного достоинства, устремлен на невестку.
– Эдвард вообще был самый непослушный из всех детей, – засмеялась она, вспоминая. – Когда ему было лет десять, он собрал в саду все до единого нарциссы, связал их в пучки, утащив ленты у сестры, и продавал у дороги. Рядом поставил табличку с надписью «Помогите бедным», и знаешь, кого он имел в виду? Себя! За предыдущую провинность мы лишили его карманных денег, а он хотел какой-то особенный волчок. – Она вытащила из-за браслета золотых часов кружевной платок и промокнула глаза.
– И как, получил?
– Ну что ты! Я заставила его отнести все деньги в церковь на пожертвования. Ну и, конечно же, его отшлепали.
– Вы, наверное, обо мне говорите, – вмешался Эдвард, сидящий напротив.
– Да, милый.
– Я и в школе был невыносим, – признался Эдвард. – Не понимаю, как вы все меня терпите!
Нужно быть очень уверенным в себе, чтобы такое выдать, подумала Сид, но тут ее мысли прервала Джессика.
– Вот бы Кристоферу послушать – он чувствует себя таким неудачником в школе.
– А он и есть, – заметил ее муж. – В жизни не видел, чтобы парень упускал столько возможностей!
– Ему хорошо дается латынь, – поспешно возразила Джессика.
– Потому что ему нравится латынь, вот и все. Он должен преодолевать трудности и работать над собой даже там, где неинтересно.
– И естествознание. Он хорошо разбирается в зверях и птицах.
– Вряд ли кто-то и вправду работает над собой там, где скучно, – заметила Вилли. – Взять хоть Луизу: все годы обучения с мисс Миллимент она только и делала, что читала пьесы да романы. У нее едва зачаточные знания математики и латыни. Или греческого.
– Мисс Миллимент учит их греческому? – удивился Руперт. – Она просто прелесть!