Оренбургский платок. Анатолий Санжаровский
Только запечатал тридцать третий годок! Сверстник Иисуса Христа. Самолучшие молодущие годы! Ты послушай, что я даве выписала из клюевской библиотечной книжки:
– Тебе только тридцать три года —
Возраст Христов лебединый,
Возраст чайки озёрной,
Век берёз, полный ярого, сладкого сока!..
– Ну, во-от, – смешался Михаил. – Дожил. Заговорила жона со мной стишатами.
– А что, тебе одному ильзя?[125] Тебе ль тоску в душе вязать?
17
Стойким и счастье помогает.
Кончила я на бегах, или, как тогда говорили, ускоренным методом восьминарию (шутейно я величала так восьмилетку), тут же сватают меня на чин «русланки» – вести русский язык узбекским детишкам.
Я вроде того и не против, раз на вязанье будет выпадать просторное время.
Устроили мне экзамен на учительку.
Был диктант в двести слов.
Про гражданку обезьяну.
Ну, я и перестарайся. Такую оплошку дала – ты хошь этого? – три ошибки смастрячила!
Казалось, в русском я смыслю, как коза в лентах. Но в учителя-культармейцы меня таки кликнули.
Правда, не к детишкам.
В школе взрослых повышенного типа доверили группу отстающих малограмотных.
Проверяешь в первые дни диктанты – сбочь раскрытый учебник. Не уверена где, краешком глаза вкрадливо подглядишь.
А неловко как… Стыд сжигал меня.
«Нет, девонька, подглядки не красивят тебя. Преже[126] чем школить других, выучись сама. Докажи себе, что ты что-то да можешь. «Хочешь быть на высоте – выбирай путь в гору!»
Со всей злостью навалилась я на грамматику. Пыхтела, пыхтела, пыхтела… Засраб культуры[127] из меня не выплясался. Зато я наловчилась-таки без ошибок лепить проверочные, раз в четверть, диктанты для культармейцев.
А там пошла, пошла ладком Анна наша просвещёнка Фёдоровна. Про праздники стала узнавать по грамотам да благодарностям.
У меня их с полкило набежало.
18
Золото не золото, не побывав под молотом.
Когда страна на бой суровый
Своих послала сыновей,
То согревал платок пуховый
Их жен, сестёр и матерей.
Юрий Энтин.
В начале войны вернулась я в Жёлтое и больше никогда его не покидала. Разве что слетаешь куда на недельку отгостить. Вот и вся отлучка.
Сызнова выискивались охотники отрядить меня в учительши.
Только не польстилась я. Ни на какую приманку не сменяла своё вязанье. Ну куда ж такую красу бросить!
А время-горе какое…
Война.
Кругом людей нехватка. Ломали спину если не за двоих, так за троих. Это уж точно.
Днём я на молоканке[128].
Тока нету. Вдвоём с неразлучницей с Лушей Радушиной сепараторы вручную крутили. По́том подплывали. А крутили, молоко
И л ь з я – можно.
П р е ж е – прежде.
З а с р а б к у л ь т у р ы – заслуженный работник культуры.
М о л о к а н к а – молочный завод.