Я уезжаю!. Дана Шварц
оставаться невероятно привлекательными в странной одежде.
Но в желтом свете танцевального зала отеля «Чикаго Рэдиссон», с набухшим красным прыщиком на носу и зеленью в волосах, у меня какой-то болезненный вид. Сухие кончики еще и секутся. Должно быть, я все-таки передержала обесцвечивающее средство.
К тому же мое платье – ужас из тафты, который я хранила в дальнем углу шкафа еще с бат-мицвы в седьмом классе, – сидит на мне плохо. Хотя я не стала выше, оно все равно выглядит странно. Я чувствую себя женщиной-полицейским, нарядившейся подростком, чтобы накрыть шайку наркоторговцев в одной из пригородных школ.
А когда несколько дней назад я спустилась в нем в гостиную, пытаясь таким образом убедить маму, что мне нужно купить что-то новое, она лишь сказала:
– Неплохо.
Она рассеянно гоняла пальцами по дну миски шарики попкорна. Даже не удосужилась оторвать взгляд от последней серии реалити-шоу про братьев-дизайнеров, чтобы увидеть мою приплюснутую тканью грудь и блестящий живот, напоминающий сосиску в оболочке. И конечно же, она не видела, что я закатила глаза и ушла наверх, хлопнув дверью спальни, как это обычно делают рассерженные подростки.
Тут свадебный диджей с конским хвостом (интересно, все свадебные диджеи носят хвосты?) с чего-то вдруг решает, что в 2017 году люди до сих пор обожают «Танец маленьких утят». Из колонок раздается кряканье, затем голос:
– Приглашаем на наш танцпол мистера и миссис Холмс!
И внезапно мой отец, Уолтер Холмс, тот, который в детстве забирал меня после футбола и клал мне перед сном в кровать плюшевого слона Бобба, оказывается в центре зала и начинает хлопать руками и вилять задом… Кря-кря-кря-кря.
Не могу на это смотреть. Бармен «почти красавчик» просто обязан меня спасти, но по-прежнему не смотрит в мою сторону, а только пялится в телефон. Отказавшись от плана с черенком (и как можно изящнее выплюнув его в салфетку с монограммой бара), я достаю из разложенной веером стопки картонную подставку. Кладу ее на самый край барной стойки. Ловким движением кисти подбрасываю в воздух и быстро ловлю, едва она успевает взлететь.
Этому трюку меня научил дедушка, когда брал с собой в загородный клуб. После очередного раунда в гольф он входил в здание, а я уже сидела на табурете у бара, болтая ногами, потягивая содовую через соломинку и выковыривая кешью из пластиковых мисок с солеными орешками. И пока мы ждали обед, он подкидывал одну из подставок и ловил ее быстрее, чем я успевала заметить.
– На дам всегда действует безотказно, – говорил он и подмигивал какой-нибудь официантке, при этом во рту у него едва заметно поблескивал золотой зуб.
На первый взгляд никогда не подумаешь, что мой дедушка – великий американский художник Роберт Паркер. С его склонностью носить мятые брюки цвета хаки, вязаные жилеты и подтяжки он больше похож на завуча средней школы на пенсии, чем на гения, когда-то продавшего картину Джорджу и Амаль Клуни.
Но даже