Счастливы по-своему. Татьяна Труфанова
у себя на животе.
– Семья – как это сложно! – изрек Богдан. – Мучаемся все. Но – не спорю! – без семьи нельзя. Вот я – один как перст…
Вероятно, он хотел поведать нечто очень жалостливое, но Степа перебил:
– Семья – это когда нет справедливости! Да. Когда я соглашаюсь на то, что считаю несправедливым. И… и… и вообще вздором! А я соглашаюсь, потому что люблю, – сказал он, глядя на Юлю.
Юля попятилась и одними губами ему сказала: «Спасибо».
Богдан между тем встал и, пошатываясь, пошел к узенькой газовой плите, втиснутой между печью и раковиной. Бормоча себе под нос что-то про кофе, он снял с одной из двух конфорок эмалированный чайник с подсолнухом на боку и повернулся к хозяевам с вопросом:
– «Неспрессо» в капсулах есть? Ну хотя бы «Лавацца»?
Получив от Степы отрицательный ответ, Богдан разочарованно сказал «тьфу!» и отпустил чайник. Он полагал, что возвращает чайник на плиту, но плиты внизу не было.
С боем и звоном эмалированный пузан грохнулся об пол, из него выскочила крышка и, дребезжа, покатилась по половицам.
За дверью, в красненькой, заплакал Яся. Его сон не поколебали разговоры, но такой тарарам разбудил бы и медведя.
Юля ахнула и кинулась в спальню. Обиженный плач младенца набирал громкость.
– Ох, извини! – воскликнул Богдан и побежал на подгибающихся ногах за Юлей. – Мальчик! Малыш! Мужик, не плачь! Ты же мужик!
Пьяный, рвущийся к сыну – это стало для Степы последней каплей.
– Отойди, отец! – рявкнул он.
Соловей-старший, проигнорировав его, лез в красненькую, откуда гневно сверкала глазами Юля с орущим Ясей на руках. Тогда Степа, зайдя сзади, обхватил Богдана поперек живота, поднял и понес к выходу.
Над Домском в чернильном небе распустили иголочные лучи звезды и созвездия. Ветер ерошил макушки деревьев. На черном крыльце распахнулся желтый прямоугольник входа, и в нем возник силуэт двухголового создания о четырех руках, о четырех ногах. Две пары конечностей резво извивались. «Я тебя породил! Я тебя и убью!» – кричало в ночь создание возмущенным баритоном и отвечало себе вторым голосом: «Угу, размечтался!»
Глава 6
– А-а-а-а! – эта сирена включалась мгновенно.
Как только Степа опустил сына в кроватку-манеж, тот немедленно завопил. Степа сделал шаг назад – Яся закричал еще громче. Пришлось вернуться и взять его на руки.
– Быстрый! Ай-яй-яй, Быстрый. Как же папа работать будет? Папе очень надо работать, угу.
Был вторник, позднее утро двигалось к полудню, а Степа, обычно в это время просиживавший штаны в агентстве недвижимости или разъезжавший по показам квартир, пребывал дома с сыном. Как он и сказал жене вчера вечером, он остался, чтобы она могла выйти на работу в музей. Была и задняя мысль: во время этого отпуска «по семейным обстоятельствам» Степа собирался ударно поработать над приложением. (Пусть Борис сложил лапки, Степа не собирался сдаваться.) Возможность будет, ведь понятно же, что присмотр за младенцем много времени не занимает!
– Ладно, Степаныч, я