Охота. М. А. Беннетт

      Разделенные свинцовыми полосами ромбы окна отбрасывали пересекающиеся тени – Эсме как будто оказалась внутри сети. Она сидела в изящной позе и глядела в окно, словно позировала для фотосессии модного журнала. Наверняка специально так устроилась, чтобы я застала ее именно в таком виде.

      Она изящно выпрямилась, когда я подошла к двери.

      – Привет, – сказала она. – Формально мы друг другу не представлены. Я Эсме.

      – Грир, – настороженно ответила я.

      Она пожала мне руку – честное слово. На пальце сверкнула золотая печатка, в точности как у Генри.

      – Как жизнь? – спросила она.

      Никогда, буквально никогда в жизни мне такого вопроса не задавали. Знаю, так приветствуют друг друга персонажи в старых комических сериалах, но в реальной жизни слышать не доводилось. Я подумала: значит, так принято у Средневековцев. И как же отвечать на этот вопрос? В голове пронеслось несколько вариантов ответа. «По правде говоря, Эсме, пока толком не пойму. До сих пор ты и две другие сирены высмеивали меня, изображали провинциалкой из „Улицы коронации“[5], а теперь вдруг ты милая-мягкая, словно свежий пирожок…» Но конечно же ничего подобного я вслух не произнесла. Я была счастлива, что со мной вообще заговорили.

      – Спасибо, хорошо.

      – Собралась на выходные?

      – Ой, совсем никак.

      Она улыбнулась, в точности продемонстрировав разворот с рекламой зубной пасты в «Кантри лайф».

      – Генри попросил меня помочь тебе собраться, а заодно ответить на вопросы, если они у тебя будут.

      – Целая куча вопросов.

      Она жестом указала на тяжелую деревянную дверь, где значилось мое имя, и имя Господи-боже (то есть настоящее ее имя), и где на доске для сообщений висело множество записочек, все для моей соседки.

      – Идем?

      Я открыла дверь. Господи-боже была уже там, разлеглась на постели. Похоже, из часовни она выбралась быстрее, чем я. При виде Эсме она сразу вскочила и только что не по стойке «смирно» вытянулась.

      – Мы бы хотели побыть наедине, – ласково сообщила ей Эсме.

      Господи-боже залилась яркой краской, с ненавистью глянула на меня и выскочила из комнаты.

      Я расстегнула плащ, в котором ходила в часовню, швырнула его на стул. Чемодан на колесиках валялся открытый и пустой на кровати, мои одежки были разбросаны повсюду. Эсме присматривалась к этому беспорядку – и ко мне.

      Я злилась на себя. Привыкла считать себя сильной молодой женщиной, феминисткой, но стоило Генри пригласить меня в Лонгкросс, и я изменила сестрам и впала в истерику, ах что же мне надеть. На всех уроках переставала внимать