Один миг вечности, или Экзистенциальная повесть о человеке. Константин Викторович Толстов
Ниак проснулся от стука в дверь. Он резко приподнялся на кровати и поглядел на старинную дубовую створку двери – от ударов по ней металлическое кольцо подскакивало со звоном.
Он прочистил горло и зычным, начальственным голосом крикнул:
– Войдите!
Дверь отворилась, и в проеме показался невысокий мужчина в возрасте в старинной одежде: на нем были грубые высокие кожаные сапоги, какие носили моряки в старину, полотняные темные штаны и рубаха с распущенным воротом. Поверх одежды на нем был накинут короткий плащ, завязанный золотым шнуром. Человек был совершенно лыс и носил острую испанскую бородку и изящные черные усы. Глаза его горели возбуждением, как и его богатые перстни на пальцах.
Старейшина обратился к нему первым:
– Я вижу, что тебя привело что-то срочное. Говори скорее, Гор.
Лысый мужчина с поклоном торопливо заговорил:
– Старейший, пришла весть о новом Судье. Он только что был инициирован.
– Судьи появляются в нашем мире не столь уж редко, пусть и по меркам людей не столь уж часто, неужели ты разбудил меня из-за такого пустяка? Не вселяй пустую надежду в мою старую душу, Гор.
– Старейший, мы должны забрать его и проверить сами, но пока мы склонны считать, что он не просто Судья, а…
– Молчи, ни к чему произносить это вслух. Дай мне минуту, и я отдам распоряжения.
Гор был взволнован, это было видно по его расширенным глазам и тяжелому дыханию. Старейшина с редким для себя удивлением отметил, что давно не видел Гора таким – этот древний человек бывал в ужасных передрягах и оставался спокойным и рассудительным, однако, сейчас его действительно было не узнать.
Старейшина произнес негромким властным голосом:
– Слушай меня, Гор, и исполняй мою волю и то, ради чего мы служим.
Лысый Гор никак не мог перестать поражаться тому, как звучит голос Старейшины и как его облик поразительно подходит к нему. Ниак выглядел как мужчина сорока пяти или пятидесяти лет – немолодой, но еще крепкий. В свете зажегшихся ламп были видны гладкие блестящие черные, как крыло ворона, волосы, которые переходили в белую, почти снежную седину на висках и затылке. Все лицо Старейшины и особенно его глаза источали силу, мудрость и несокрушимость – в его глазах словно таилась бездна времени, и казалось, что если продолжать смотреть в них, можно потерять силу воли и полностью подчиниться.
Хотя Старейшина и спал, он был одет в черную робу с капюшоном, которая опустилась до пола, когда он встал с кровати. При этом было видно алую бархатную подкладку робы.
Старейшина не спеша обулся в мягкие кожаные туфли и продолжил с легкой улыбкой.
– Иди и собери совет – пусть будут Эрнест, Джон, Медведь, также позови моих сыновей. И еще, пожалуй, пусть Змей.
Гор с поклоном удалился. Он уже успел восстановить самообладание и теперь решил полностью реабилитироваться в глазах Старейшины.
Ниак в задумчивости прошелся