Их жизнь. В краю голубых озёр. Книги первая и вторая. Роман Рассветов
и закричала:
– Вот паразиты, вот обормоты, всю морковку выдрали! Только бы им по лесу шататься, да на рыбу, а на грядках пусть одна мать горбатится!
– Так уж и одна, – буркнул старший сын и тут же заработал ещё одну затрещину.
– Молчи! Когда мать говорит!
– Не мужское это дело, мам, заканючил один из близняшек, то ли Янис, то ли Дайнис.
– Так сначала стань мужчиной, охламон несчастный, – взвилась мать. – Нарочно, ведь, морковку рвут, паразиты, чтобы я их быстрее с грядок прогнала! – Не унималась мать. – А ну, полите, как следует! Я вам покажу! Давно ремня отцовского не получали!
– Ладно, хватит тебе, завелась! – Пробурчал опять старший сын, хмуря сросшиеся на переносице брови.
Солнце опустилось совсем низко, когда кончили полоть грядки. Мария пошла к пруду, вымыла там чёрные от земли руки и ноги, смыла водой пот с лица и груди, вытерлась платком.
– На, Мария, возьми, – протянула ей Юзефа надетых на лозовую ветку трёх крупных лещей, – побалуетесь с матерью.
– Ой, спасибо большое! – Обрадовалась Мария.– Я так давно рыбу не ела! Если бы не вы, пропали бы мы совсем!
– Да чего там, людям надо помогать, – смутилась Юзефа. – Завтра придёшь?
– Конечно, долги надо отрабатывать.– Мария взглянула в тревожные глаза Юзефы, улыбнулась. – Не бойтесь, мы, конечно, много у вас набрали, но, лето длинное, отработаем. Скоро и Владислав приедет, поможет… Так я пойду, тётя Юзефа…
– Иди, дочка, с Богом. «Езус Мария, мучение же с таким животом работать-то, подумала Юзефа, чувствуя подступившую жалость. – Так, ведь, даром весь свет не накормишь, сами голыми останемся, срамоту прикрыть нечем будет», – сурово поджала она губы, глядя в спину медленно идущей Марии…
Мария тащила раненого, лежащего на плащ-палатке, упираясь изо всех сил каблуками в землю, обливаясь потом. Невдалеке противно заныла мина, взорвалась, обсыпала землёй… Мария упала ничком, закрывая голову руками. И, вдруг, наступила тишина. Она неуверенно поднялась, отряхнула подол юбки, и, вздрогнув, замерла, открыла рот, собираясь закричать со страху, и… не смогла, – голос пропал. В шаге от неё стоял и молча улыбался фашист, скаля жёлтые, прокуренные зубы. Неожиданно его улыбка превратилась в яростный, звериный оскал. Он замахнулся, со свистом выдохнул воздух и ударил её прямо в живот широким, сверкнувшим на солнце, штыком карабина. И такая страшная, резкая боль полоснула её, что Мария пронзительно закричала и… проснулась.
– Езус Мария, что случилось? – влетела, белая, как мел, мать в ночной рубашке, стиранной бессчётное число раз и просто чудом до сих пор не расползшейся.
– Приснилось, мама, – потрогала рукой волосы Мария, ей казалось, что они встали дыбом от ужаса.
– Тьфу! Напугала до смерти! – Плюнула от досады мать, собираясь идти одеваться. И, вдруг, опять, точно такая же, резкая боль полоснула по животу.
– Ой! – вскрикнула Мария, хватаясь