Механика вечности. Евгений Прошкин
вышла в грязном халате. Жирные волосы были собраны в косматый хвост и заколоты чуть пониже макушки. Длинная неровная челка прикрывала верхнюю часть темного лица. На память пришло модное когда-то слово «синявка». Точно, Люсьен – синявка. Алкоголичка. Конченый человек.
– Нарисовался! – воскликнула она и потянулась ко мне своими сизыми опухшими губами.
Я сжал зубы и стерпел. От Люсьен едко пахло пóтом и кислым пивом.
– Привет, – сказал я.
– Сколько не виделись-то? – Люся говорила громко, но ласково, и я сообразил, что она пьяна. Когда только успела? – Почти год, – продолжала она, и я, прибавив еще пять, мысленно присвистнул. – Заходи. Я смотрю, ты принес чего-то, значит, как приличный человек явился?
– Как приличный, – подтвердил я.
По сравнению с ее жилищем моя берлога тянула на царские покои. Со стен тут и там понуро свисали лоскуты просаленных обоев, а линолеум на полу напоминал застывший ледоход.
– Так вот и живем, – весело пояснила Люсьен, правильно истолковав причину моего оцепенения. – Всё руки не доходят, а мужика-то в доме нет!
Я пропустил последнюю фразу мимо ушей и вместо ответа вытащил из сумки пузырь.
– О-о! Гость в дом – Бог в дом. А закуска есть?
– На тебе вместо закуски, – сказал я, показывая шампанское.
– Это на утро, – деловито заметила Люсьен, убирая бутылку в холодильник. – Встретим его вместе, а? – добавила она и подмигнула так, что внутри у меня всё перевернулось.
Люська! Кто бы мог подумать?! Неужели это ты, чистенькая, обаятельная, целеустремленная? Неужели какой-то гад смог одним махом выкорчевать в тебе всё хорошее?
– Стаканы у меня побились, мы из кружек будем, ладно?
Из коридора раздались шлепки босых пяток, и на кухню выбежала маленькая девочка в застиранной кофте.
– Мам, – проскулила она. – Дай покушать.
– Иди спать! – злобно крикнула Люсьен. – И не мама я тебе, поняла, дура? Я тебе сестра, сколько еще повторять? Иди ложись, сказала!
– Сестра, я кушать хочу.
– Щас врежу, сволочь! Всю кровь мою выпила!
Я посадил девочку на колени и обнял. Она не плакала – только всхлипывала, недоверчиво рассматривая меня черными глазищами. Что ей приходилось видеть на этой полуразрушенной кухне – какие оргии, какие вакханалии? Что вообще она видела в жизни, сидя в углу, как мышонок? И что ожидает ее впереди – совместные пьянки со старухой-сестрой? Грязные, шершавые пальцы собутыльников, оставляющие болезненные царапины?
Я выудил из пакета шоколадку и отдал ее девочке.
– Это мне, да?
– Тебе, Оксан.
– Вся? – изумилась она.
– Да, – у меня вдруг задрожал подбородок, и я поспешил закурить.
– Спасибо, дядя. Я пойду, ладно? – спросила Оксана, не двигаясь с места.
Она смотрела на меня так внимательно, будто хотела запомнить на всю жизнь. В ее взгляде было столько