Меня зовут Дикси. Григорий Лолиш
уборы снять! Справа, слева по одному в столовую бегом марш!»
Заслышав это, проголодавшийся личный состав церковно обнажал головы и двумя муравьиными потоками ─ слева и справа ─ забегал в помещение.
Если кто-то слишком возбуждался близостью пищи, забывал обнажить голову и снимался с места в головном уборе, следовали команды: «Отставить! Становись! На месте шагом марш!» ─ и всё начиналось заново.
За серьёзное нарушение дисциплины ─ к примеру, если кто недостаточно энергично маршировал на месте ─ всё подразделение могли отправить нагуливать аппетит вокруг плаца. Разумеется, опять же с песней про того сукина сына, который жрёт эскимо.
Пройдя предварительные мероприятия, мы наконец вбегали в храм Лукулла. Добежав до своего стола, каждый замирал, вытянув руки по швам. Здесь организовывалось новое построение. Все занимали места перед накрытыми столами и, не отрывая глаз от кастрюли с супом, трепетно ожидали команды: «Садись!».
После этого можно было наконец опуститься на стул. Но прикоснуться к сиденьям солдатские задницы обязаны были синхронно, аккуратно и, главное, без грохота стульями о пол. Неумение правильно садиться влекло за собой команду: «Отставить». Тогда всё начиналось заново. Задницы отрывались от стульев и тренировались достигать их единым бесшумным порывом, словно от этого зависела обороноспособность государства.
Но даже тогда, когда слух дежурного улавливал заметный прогресс качества опускания на стулья, всё равно на столе нельзя было ничего трогать руками. Стартовали по команде: «Раздатчикам пищи встать». За каждым столом имелся свой «сухофрукт» ─ раздатчик пищи из новобранцев.
«Сухофрукты» по команде вставали, и если качество вставания было хорошим (в противном случае неутомимый дежурный их опять же тренировал), следовала новая команда: «К раздаче пищи приступить!» ─ и мы перемещались на новый уровень обеденного церемониала.
Раздатчик уныло погружал поварёшку в кастрюлю, наполнял миски и поочерёдно вручал сидящим за столом.
Иногда в горячей воде с разведённой томатной пастой и плохо очищенным картофелем попадался «мосёл» ─ кость с миллиметровым обрезком мяса или сухожилий, которую за ничтожную калорийность побрезговали скоммуниздить повара и хлеборезы.
На этот редкий случай имелось неофициальное правило. Все не выловленные поварами и хлеборезами мослы следовало безусловно отдавать «дедам» (старослужащим, прослужившим больше года). Нужно сказать, что деды за исполнением этого правила придирчиво следили. Получив суп, дед первым делом двумя пальцами вылавливал «мосёл» (ну в том редком случае, когда он там был), оглядывал его со всех сторон, соображая, с какой стороны можно вернее выжать крупицу белка, и вгрызался в кость. При этом он так напрягался, что становилось страшно.
Остальные хватались за ложки и принимались ими торопливо орудовать, так как проглотить обед следовало в мгновение ока. Время,