Жизнь – текст. Елена Гоголь
когда вдруг герой провозглашал: «Да здравствует революция!» В детском моем сознании понятие «революция» было идентично понятию «война».
А война – это страх, кровь, боль, это кошмар! Почему же хороший герой радуется кошмару?! Мой детский разум заходил в тупик.
На дворе – новый век. В стране опять – в который уже раз?! – кризис власти.
Ах, дедушка Петя, милый! Хорошо, что ты ЭТОГО уже не видишь!..
Мои родители
Мама в молодости была очень красивой: длинные волнистые косы, румянец, нос тонкий с горбинкой. Она была из тех девушек, которые, несмотря на то, что природа их ничем не обделила, живут мечтами, слушаются родителей… Может, это личностное качество, а, может, сказалось воспитание в духе социалистической морали, хотя та мораль была той еще моралью! Но не суть. Так или иначе, поцелуй с любимым парнем был отложен до первого снега. Потом была война, и Виктор не вернулся. Нет, не правда, он вернулся, но с сильной контузией совсем другим уже человеком. Мамина мама не разрешила им встречаться, и моя мама послушалась… Вскоре Виктор умер (или покончил с собой – есть сомнение).
Позади молодость, покалеченная войной, а с ней и надежды, и любовь, и вера в счастье. Институт педагогический окончен (год до войны, остальные – после). И мама уехала преподавать в деревню. Спустя несколько лет вышла замуж за папу. Не любя. Маме было 34 года, когда родилась я, долгожданный ребенок.
Папа мой – крестьянский сын. Помню его родителей: бабушку Настю и дедушку Марка. Дедушка – высокий, худой, жилистый. Бабушка – согбенная, крохотная, кроткая. Всегда в платочке. Со всеми и всем согласная. Дедушка всю жизнь работал не покладая рук. Все умел делать. Дом построил сам. В вечном труде своем не успел спину разогнуть, пожить хоть чуть-чуть в свое удовольствие. Так и умер, как и жил, – в тяготах.
Бабушка Настя умерла легко. Летним утром за завтраком, среди детей и внуков. Смиренной души была бабушка, доброго нрава. Наши детские рисунки под подушкой хранила. Папа всегда привозил от нее гостинцы: денежку, конфету (под той же подушкой подтаявшую), пряник. Для нас, городских внуков, припрятывала, берегла.
Мои родители – со стороны, через годы – напоминают мне пару скворцов, самозабвенно пестующих потомство. Вслед за мной, спустя всего год, родился Толик – приятель мой и соучастник всех детских игр, а через четыре года – Витя. Мы к нему маму жутко ревновали! Короче: мал-мала-меньше. И как мама решилась? Когда родился Витя, ей было почти сорок. Маленькие дети, школа, папа пришел с войны инвалидом (ранение в коленную чашечку, отчего нога не сгибалась. Когда я была совсем маленькая, подражая отцу, тоже таскала за собой ногу, идя с ним рядом – потешная и грустная картина!).
Мама наша была очень светлым, жизнерадостным человеком. Когда она вечером, после уроков появлялась в дверях, казалось, солнышко из-за туч вышло! Мы непроизвольно (только теперь я это понимаю) подпитывались доброй ее энергией,