Эхо. Юрий Сбитнев
волки успевают достичь узкого каньона ручья и бегут по нему, мелькая сквозь разнолесье.
Ручей невелик, с километр, не больше, а там снова чистое место, склон каменистого распадка, почти до краёв занесённого снегом. Это хорошо видит командир, не отпуская волков, гонит по ручью.
В голове всё перемешалось, руки дрожат, пот заливает глаза, нечем дышать. Никакой не стрелок я в таком состоянии. А Боря, словно бы и понял, выхватил из моих рук карабин, оттиснул в угол.
Гремит, сотрясается, вот-вот развалится наша видавшая виды машина. Поднимаюсь в пилотскую. Снова простор на три стороны. Слева громадные пустые тундровые покати, справа редколесье тайги и широкое поле Туруланды. Впереди узкая змейка покрытого крепкими наледями ручья и распадок, рассекающий еще одну чистую покать вершинных тундр.
И под самым стеклянным носовым колпаком вертолёта два стремительно мчащихся к своей гибели зверя. Я знаю, как стреляет Кеша. И то, что смазал он, не случайность. Боялся, не пойдут по ручью волки. Он эти места знает. Загнал их в ручей. Хочет добыть обоих.
– Скажи командиру, – кричит мне второй, – не спешил чтобы! Надо гнать по распадку. А у гольцов вывести на выстрел.
Я передаю. Вижу и распадок, и гольцы, и волков, которые, словно подчиняясь задуманному людьми, уже стелются вдоль распадка по левому его срезу. Над правым громадным козырьком застыли снежные задувы. Левый, гладкий, удобный для бега. Звери увеличили скорость, но вертолёт по-прежнему висит над ними.
Командир снижается, сокращая расстояние. Я отчётливо вижу волков. Впереди волчица.
Мне становится не по себе. Я забываю, что мы прилетели сюда на волчью охоту, что стая, если её не отстрелять, учинит в стадах кровавую бойню, что могут пострадать и люди: Бобыль, Васька, Шурка с Таней, дети… Сейчас мне мучительно хочется одного: чтобы эти двое спаслись.
Вовсе не от страха вымахнула из скрытни волчица. Мать поняла всю нелепость поступка своего ребёнка, страсть защитить его, увести из-под выстрелов заставила это сделать.
До боли сжимая скулы, я едва удерживаю крик отчаяния, всё во мне всколыхнулось, всё панически закружилось… Только бы остановить эту охоту. Любой ценой! Любой!..
И вдруг волчица с полного бега делает стремительную скидку. Большое тело, вмиг подобранное, ядром перелетает через распадок, исчезая в сугробе под толстым козырьком надува, туда же летит и её ребёнок. Подрезанный двумя тяжёлыми ударами наст срывается с места, и снежная лавина скрывает следы звериной скидки.
А командир уже развернул вертолёт для боя. Но внизу тишина, и я скатываюсь туда, захлёбываясь от радости, ору:
– Бей! Бей их! Бей!
Кеша пожимает плечами, тянет шею за борт. Борис с открытым ртом и выброшенным на изготовку карабином застыл у иллюминатора. Второй в недоумении разводит руками.
– Где они?
– Были, – говорит Кеша, встает в сердцах, сбрасывает пояс и захлопывает дверцу. – Как эта зараза выскочила, я понял, охоты не будет…
– Какая зараза? – спрашивает Боря.
– Волчица… – Кеша