Эхо. Юрий Сбитнев
к трубочке Волопаса, плыла Большая Медведица, хищно скользила Рысь, бежали куда-то Гончие Псы, извивался Дракон, устремляясь туда, где над горизонтом всходила Вега, а напротив неё, чуть только выше, в южной части неба светился Сириус – моя звезда, с которой связан я необъяснимыми притягательными силами; она, эта звезда, близка мне, и к ней одной испытываю я необычайную нежную и тревожную любовь.
По Звериному Кругу, о котором толковал мне при нашем отъезде из Хамакара Ганалчи, медленно шествовали в строгом порядке: Овен, Телец, Близнецы, Рак и Лев, высоко и ясно сияла вечная Кассиопея.
Далеко у наших ног извилисто, словно небесный Дракон, лежала под снегом Великая река, мягко обнимая чёрные леса с чуть голубоватыми в ночи блюдцами бесчисленных озёр, мягкими ковригами поднимались над нею сопки, а где-то далеко-далеко на севере, утопая за горизонтом, призрачно вставали вовсе не земные горы – Путораны.
– Тут вот, – сказал Ганалчи, – от реки до реки – восемнадцать километров. Там, – он показал на наш путь рекою, – сто двадцать километров. Это Холи. Я впервые услышал это название. По-русски оно звучало Холог, так было обозначено и на картах, так называли его все мои знакомые, рассказывая самые удивительные истории.
Я видел Холог, проплывая года три назад по реке. Целый день кружились. И этот громадный, мрачный лесистый хребет, приближаясь, то возникал прямо по курсу, то оказывался слева от нас, а то неожиданно выплывал справа, все грознее и суровее нависая над рекой. И было в этом бесконечном кружении что-то роковое и тайное. А на самой вершине курился едва различимый дымок. Старожилы утверждали, что Холог курится так уже многие десятилетия. Дым этот выходит из-под земли, а где, никто не знает.
И вот теперь мы с Ганалчи стоим рядом с этим курением. И я пристальнее оглядываю всё, что близко окружает меня. И вот всего лишь в каких-то десятках метров среди чёрных, словно обугленных, скал вижу, как что-то струится и дрожит едва различимо. Ганалчи, уловив мой взгляд, говорит:
– Холи дышит…
«Холи» по-эвенкийски – «мамонт».
Я прилетел в Хамакар на маленьком Як-12 с надеждой попасть в оленьи стада, кочующие по северной кромке тайги на границе с Великой тундрой. Мне повезло: в Хамакаре был Ганалчи, с которым познакомил меня секретарь райкома. Он был тем самым эвенком, спасшим нас с Олешей от верной смерти на Мертвом калтусе. Ганалчи сразу же узнал меня, заулыбался, протягивая руки, а я всё ещё силился припомнить, кто же это из моих знакомых так рад нашей встрече. И только когда Иван Константинович, хозяин дома, в котором мы и встретились, усадил за стол и потекла неторопливая беседа, я узнал старика, да и не узнать его было просто-напросто невозможно. В отличие от большинства эвенков он высок ростом, плечист и длинноног, спину держит прямо, определяя этим гордую, независимую осанку. Лицом необыкновенно добр, хотя черты его сурово и волево явлены. Этот тип в наших северных краях стал удивительно редок. А на первых фотографиях, сделанных в начале века и даже в тридцатых