Каменный Пояс. Книга 3. Хозяин каменных гор. Том 1. Евгений Александрович Федоров
на ранней заре подошел к распахнутому окну. Словно вновь рожденный, хозяин с любопытством оглядывал горы, пруд и прислушивался к заводским звукам. Тучи пара и дыма окутывали старые домны, в которых день и ночь плавили руду, лили чугун и сталь. Багровые языки пламени порой прорезали дымную мглу, и тогда Демидову казалось, будто на верхней площадке домны распускается невиданный жаркий цветок. На земле еще лежала ночная тень, но первые лучи солнца уже скользили по гребням высоких гор… Постепенно и незаметно все начало сверкать золотыми отблесками. Широкий пруд покрылся шелковистой рябью. Жирные и тугие караси выплывали на поверхность, стремительно выскакивали из воды и с громким плеском тяжело падали, сверкая золотой чешуей. В небе пронеслись трубные звуки перелетных лебедей. Осень надвигалась на горы, бродила по лесам и парку, раскрашивая их в золотисто-оранжевые цвета. На кустах в парке слюдяным блеском сверкала паутина.
– Ах, хорошо! Ах, дивно! – улыбаясь, прошептал Никита и стал жадно дышать.
Впереди на заголубевшем небе темнел четкий контур горы Высокой, давшей жизнь заводу. Редкие кустики чахло зеленели на красных глинистых склонах, по которым серыми змейками сбегали глубокие рытвины, промытые дождями. Кругом темными силуэтами громоздились знакомые с юности вершины Белой, Острого Камня, Старика, Шайтана, Веселых Гор. Одиноким пиком высился Медведь-Камень. А на берегу пруда, в самом центре Тагила, – высокая Лисья гора. Никиту Акинфиевича потянуло на вершину.
– Несите на Лисью! – приказал он.
– Ой, что ты, хозяин! – в страхе взглянул на него Селезень. – Поберечься надо! Придет час – сам зашагаешь… Мы еще потопаем по земле, Никита Акинфиевич, – лукаво ободрял он Демидова.
Прибежал лекарь, умоляюще поднял костлявые руки:
– Бог мой, этого нельзя делать! Нельзя! Нельзя!
Маленький, остроносый, он походил на щуплого, заморенного курчонка. Никита поморщился, отмахнулся от лекаря.
– Кш… Уйди. Мне лучше себя знать… Нести на гору! – властно приказал он.
Соорудили род паланкина, накидали гору подушек и на них уложили хозяина. Крупный, породистый, с горделивой осанкой, он возлежал, как римский патриций. Его несли бережно, медленно, словно хрупкий сосуд с драгоценной влагой. Паланкин тихо и ритмично раскачивался в такт движению. Толпа слуг, во главе с Селезнем и лекарем, сопровождала хозяина.
Стоял синий сентябрьский день. Умиротворенный Демидов ненасытными глазами разглядывал окружающее. Было так отрадно ощущать заново мир, играющий всеми красками. В голубом небе тянули гусиные косяки. Он проводил их завистливым взглядом. Мимо горы сторонкой промелькнула стайка хохлатой чернети. Где-то тонкоголосо звенел ручей, и ветер приносил из леса смолистые бодрящие запахи.
С каждым шагом в гору все шире и пестрее раскрывается окрестность. Среди старых деревянных строений постепенно поднимается завод и распахиваются необъятные дали.
Хозяина