Испекли мы каравай… Роман. Стефания Вишняк
зубы, она не подала вида, что больно, дабы не злить ни отца, ни дядьку мотоциклиста: «а то еще передумают и не возьмут меня в эти самые гости…». Что означает «в гости» она тогда представляла пока смутно; вот, что такое «возле магазина» она еще знала, а о том, как он выглядит изнутри – слышала только из рассказов Аньки: «…в магазине очень много всего красивого и так чисто, что всё аж блестит! И там полным-полно всякой новой и сверкающей всячины…»
Так Олька, ведая лишь теоретически – со слов сестры, что в таком красивом месте, так напоминающем магазин, могут жить люди, вместе с отцом и дядькой-мотоциклистом вошли в дом к Мартыненко… Почти не соображая от волнения, и лишь зафиксировав всё сказочно сверкающее, она на всякий случай робко уточнила у отца:
– Папа, а это, что ли, магазин?
После глубокой, словно повисшей в воздухе паузы, грянул громоподобный смех. Олька, сгорая от стыда, не знала, куда деваться. К тому же, и отец почему-то смеялся громче всех… Даже больше самих хозяев…
Но, как говорится: «Клин клином вышибают». И дабы поскорее забыть только что настигшую ее очередную неприятность, на обратном пути она вспомнила другое, куда более шокирующее приключение, которое с ней произошло немногим раньше, когда Анька училась в первом классе.
В тот злополучный день мама зачем-то взяла Ольку с собой на работу и, подведя к двери с табличкой «1 „А“ класс» шепотом, но достаточно строго вдруг сказала:
– Вот это Анькин класс. Так, я побегу домывать калидор, а ты тихонько зайди туда…
– Не-е-ет! – вытаращив на маму глаза, начала упорствовать Олька.
– Давай, давай… Тихонечко так зайди и всё. Хоть посмотришь, де Анька учится…
– Нет! Ну, зачем?! Я боюсь!..– Олькин шепот становился все громче.
– Ти-их-хо!… Кав-во боисся?! – только категоричнее настаивала мама.– Вот скоро дам звонок, они, как черти повыскакивают со всех классов и затопчут тут тебя! Ну-ка, заходи! Давай-давай, быстренько! Ну?!. – явно что-то замышляя, прошипела она.
Олькой овладел жуткий страх: то ли от предчувствия позора, то ли от не присущей маме, оттого и более чем странной ее настойчивости. Но и ослушаться маму ее тоже как-то не прельщало. Она с минуту постояла в нерешительности, даже не в состоянии вообразить, что ее ожидает, если она войдет в Анькин класс: «…И зачем мне туда заходить? А вдруг Анька потом меня побьёт за это? Может, убежать домой? А вдруг мама со шваброй догонит, и будет только хуже?.. А вдруг Анька с Толькой будут меня дразнить трусихой, если не зайду?.. А вдруг у нее учительница злая? И зачем только мама хочет, что бы я туда зашла?..» Как вдруг мама резко толкнула ее в спину, а сама молниеносно скрылась, очевидно, за ближайшей колонной. От толчка дверь первого «А» широко распахнулась, и Олька в маминой полудошке до пят, подпоясанной отцовским солдатским ремнем со звездой, предстала во всей красе перед классом старшей сестры…
Класс от нежданного вторжения дружно засмеялся, а учительница,