Испекли мы каравай… Роман. Стефания Вишняк
мэни трэба витдохнути трошки. А ты, Катька, як о то була дурнючею, так о то и подохнэшь дурою! Ты подывысь, на кого ты стала похожа, га!? Дойшла, що ни кожи, ни рожи нэмае, та ще и ума нэма. Що в тэбэ, а що у твого Гаврыло нэма ума! О то ж, и е – одна сатана…
– Та не было б ума у вашего Гаврыло, он бы давно со мной записался, и не двум бастрюкам платил бы алименты, а уже аж шестерым… Ничё, это тут он – король, шо всю мою кровушку выпил. А там у меня родная сестра, как никак… Та и тепло ж там, шо на одёжду теплую не надо будет горбатицца. Там всё растет, не то, шо здесь – холод собачий та сырость эта проклятущая. Переберёмся, даст Бог, туда, и… Та, проживем как-нибудь.
– О тож, «як нэбудь…» Тамо вы с Гаврылою сами подохнитэ, як собаки, та ще и дитэй с голоду поморитэ. Тамо гузбэки вас о то ждуть, як жеш, нэ дождутыся…
– Там и пойду с узбеками хлопок собирать, бо Гаврилу еще долго выплачивать эти, чёртовы алименты…
– Ага, а мэнэ мэлыция тут будэ пытаты, як и у той раз: «Дэ ваш Гаврыло, та дэ вин? Та дайтэ нам його адрэс, чи сами платытэмо за свого сыночка о цим двум бастрюкам»… Ой, Катька, Катька… Та яка ж цэ ты… Ще вона мэни кажэ «за що?» Та вьижжайтэ! Хотила бо я бэз скандалу о то попрощатыся… Та пропадыть вы уси пропадом! Бо я до самого прокурора дойду, но мэлыция вас виттеля знайдэ, дэ б вы нэ сховалыся! И кантерню вашу грузиты нэ прыйду! И провожаты вас на вокзал нэ поиду! – бросила в сердцах баба Ариша и, хлопнув дверью, вышла из дома.
Катерина с детьми подошла к окошку:
– Приползла, насрала у душу, и уползла… О, топчется у калитки… Наверна щас… Точно… Ползет, гадюка, обратно… Видно еще не все гадости выказала … – саркастически усмехнулась она.
Бабушка, действительно, вернулась, но теперь уже со слезами на глазах:
– Нэ трэба, Катя, о так о то… прощатыся… Чи мы нэ людыны?..– она взяла на руки подошедшую Ольку и села на табурет:
– Вы ж для мэнэ родны онуки… – и немного помолчав, продолжила – Там жешь, Катя, в тэбэ твоя матэ схоронэна, що и проведати еи тамо некому… Бог дасть, мабудь, справитэ еи тамо крест та оградку, як о то приидытэ. А я тутычко остагнуся, поки уси ж Ивановы дивки не повывучиваються тут у городи. Його старшие ж у мэнэ живуть, бо у Муйначке школы для их вже нэма, а тильки для малих.
Она погладила по голове внучку и крепко прижала ее к себе.
– А вы пышить бабушке, – сказала она уже совсем мягко – Ма будь, Бог дасть, то прыиду до вас колысь у той ваш… як його… Калынин о ций, будь он неладен…
Тут к бабушке подошли Павлик и Анька с Толькой, и баба Ариша, погладив по головке и их, снова всплакнула:
– Ма будь, тамо тёпло, тай, правда, выдюжитэ… А я молытыся за вас тутычко буду… Будэ здоровье, ма будь колысь и прыиду туды до вас… Тильки пышить, та нэ забувайтэ свою о то бабу…
– А за алименты не переживайте… – внезапно