Суета. Хо-хо, ха-ха. Заря Ляп
принадлежать им. Быть ими. Продолжением их. И сейчас, за завтраком, – время только улыбкам. Только. Помни об этом. Ты – сейчас, здесь – для них.
Когда снега отходят от двора, за угол Дома, к стороне Поля, выносят доски, из них сооружают низкий помост, который посыпается песком и на который выставляются стол и стулья. И начинаются поздние семейные завтраки на свежем воздухе, подчиненные правилам, установленным Дедом для Тамары и ее братьев, когда те были детьми. Первое: за столом у Дома нет предела сладостям. Второе: за столом у Дома нет места Гнету Правильных Манер. Третье: за столом у Дома нет места сварам. Ведите разговор о легком, приятном или молчите. Четвертое: к столу у Дома всегда выходить без шуб. Допускается только легкий плащ. Пятое: за столом у Дома никогда не ежиться. Утренние заморозки, жесткость ветра и частенько налетающие россыпи льдистых снежинок весны и осени должны игнорироваться с той же непринужденностью, что и прохладные туманы лета. Шестое: при наступлении жарких дней к столу у Дома допускается лишь тот, кто, встав утром пораньше, выловил в Явре хоть одну рыбешку к обеду.
И эти где дары, где требования детьми беспрекословно, с явнейшим и азартнейшим удовольствием поддерживались. И даже Мать, навещая своего Отца и детей – выпросивших, выскуливших обещанием хорошего поведения недели, а то и месяцы Дедовской вседозволенности, а порой и просто сброшенных на него, – отказываясь от шубы, подставляла себя под укусы отходящей или наступающей зимы, и даже Мать летом непременно выходила с удочкой к Явру. А вот отец детей, часто сопровождавший жену в поездках «на люто-мило северище», рано вставать не любил и, можно сказать, не умел и поэтому летние завтраки просыпал, если только дети не тормошили его особенно настойчиво. А уж завтраки при заморозках были ему в муку: не принимал организм его «хлесткую забаву эту». И пока держался холод, он почти неизменно завтракал в Доме, а если и выходил к столу во дворе, то непременно закутавшись в шубу – пользуясь тем, что правила, в строгости своей, относились лишь к детям, – и все равно очень скоро начинал хохлиться, растирать пальцы, уши, прятать лицо в мех и притоптывать ногами. Тамара и братья при этом смотрели на отца несколько свысока: им-то нравилось вырабатывать в себе стойкое, бравурное безразличие к забавам погоды края, им-то нравилось ощущать себя господами тел своих, добиваться от составляющего самих себя послушания, и потому, уминая утреннюю горячую выпечку, запивая ее бесценным напитком какао, они болтали, хохотали и с вызовом посматривали в высь неба, испытывающего их россыпями колючих снежинок и шквальными порывами ветра. А вот уверенный затяжной дождь был им в огорчение: в такие дни стол накрывался в Доме, а там уже не позволялось объедаться сладким, болтать с набитым ртом, дрыгать ногами и громко, до гоготания, хохотать, не позволялось носиться вокруг стола, не позволялось задавать Деду миллионы важных вопросов. В столовой наступал Гнет Правильных Манер.
И по сей день, переродившись в традицию, живут и властвуют правила завтрака «за столом у Дома».
Тамара