Метод. Московский ежегодник трудов из обществоведческих дисциплин. Выпуск 5: Методы изучения взаимозависимостей в обществоведении. Коллектив авторов
Как мы это истолковываем? Попробуем пройти весь путь с начала до конца, но пока что лишь в одном направлении и делая акцент более на теории событий в ее социологическом преломлении, нежели на собственно философской проблематике. Итак, различение события позволяет наблюдателю опознать в событии личное действие агента или – как мы еще можем его назвать – действующего. Личное действие – это такое, которое приписывается ему, т.е. такое, по поводу которого наблюдатель, мотивированно не удовлетворяясь вопросом «что?», задает вопрос «кто?». Но мало этого. Наблюдатель опознает ситуацию как такую, в которой вопрос приписывания оборачивается вопросом о вменении, т.е. о вине39 (отдельным случаем вменения может быть вопрос о заслуге). Но поставить вопрос о вине – значит здесь не просто приписать действие действующему. Надо по-другому описать само действие. Оно, с одной стороны, остается тем элементарным событием, которое и прежде выступало для нас атомом социальности. С другой же стороны, действие получает совершенно новое измерение. Это измерение появляется за счет различения, и вопрос о том, кто совершает это различение, не менее важен, чем вопрос о том, каковы его основания и конструкция. Тем не менее оставим его сейчас в стороне.
Итак, новое различение. В чем оно состоит? В том, что действие берется как элемент происходящего в более широком временном горизонте, но притом более специфически, как элемент определенной фигурации действий, которая может быть процессом, системой, цепочкой действий и т.п. Поэтому на вопрос: «Что произошло?» – мы уже не отвечаем: «Окно открыли», но говорим: «Такой‐то потерял важные документы: открыл окно и не уследил за ними, когда ветер закрутил бумаги». Цельное действие по-прежнему элементарно, но «что» действия определяется уже по-другому, по результату того первого движения, которое привело к цепочке следствий, в производство которых вмешалась безличная и случайная каузальность природы. Она смешалась с умышленным поступком, но что было преднамеренно сделано? Был ли умысел терять документы? Разумеется, нет, хотя, как мы видели, было (возможно) признание в ретроспективе своей вины. Но это еще полдела.
Пока речь идет о конкретном, прямо определяемом следствии действия, это значит, что само действие переопределяется сообразно результату. Но у этого переопределения есть две стороны. Одна сторона – временна́я. Проследив цепочки следствий, мы обнаруживаем, что элементарный акт – совсем не то, чем представлялся на первый взгляд40. Чем у́же временной горизонт, тем более простым видится событие действия. Можно также сказать, что временно́е оборачивается пространственным. Простое действие ситуативно близко, неотъемлемое от тела действующего, оно совершается в той области, которую в американских переводах Альфреда Шюца называют the world within immediate reach – мир в пределах непосредственной досягаемости. Дж.Г. Мид назвал ее manipulativearea – областью, до которой можно буквально дотянуться. Но в первоначальных, немецких
Выше я уже приводил пример такой ситуации: не просто открытое окно, но окно, открытое кем‐то, кому в вину затем ставят деловой проступок. Это именно тот случай, когда просто действие становится вмененным действием по логике, не опознаваемой в простом, элементарном «открыл окно».
Пример Дэвидсона с вором, которого спугнул включенный хозяином дома свет, стал хрестоматийным и для социологов.