Протухшие сумерки. Сборник мужских рассказов. Лайм о'Некк
в метро, общение ограничивала поцелуями, но мне было все равно. Я любил ее.
Однажды она позвонила мне и спросила, люблю ли я ее. Со смутной, зреющей тревогой я ответил:
– Да, – но беспокойство только росло.
– Любишь, несмотря ни на что?
А тут надо заметить: мы с ней давно уже решили, что любят не за что-то, а несмотря ни на что. Поэтому я снова испуганно ответил:
– Да, – ожидая продолжения.
– Я тоже тебя люблю, – сказала она и повесила трубку.
Мы встретились через месяц, она куда-то уезжала, и я заметил у нее золотое кольцо на безымянном пальце правой руки.
– Что это? – в состоянии запредельного торможения спросил я.
– Ерунда, не обращай внимания. Фиктивный брак для размена квартиры, – беззаботно прощебетала моя Лаура.
И я сразу расслабился, потому что всегда верил ей.
– Она тут рядом, хочешь посмотреть?
В этот день мы стали любовниками. И становились ими каждый раз, когда встречались. Где бы это ни было – в квартире, в парке, на лыжной прогулке, в туалете – везде. Я познакомился с ее фиктивным мужем. Добродушный немолодой врач, старше ее лет на двадцать, своей плешью не оставлял сомнений в своей фиктивности. Мы пили с ним коньяк, и я планировал поступить в ординатуру в институт, где он работал. Встречаясь с Лаурой, я каждый раз спрашивал, когда они, наконец, разменяют квартиру, и мы сможем пожениться. По ее словам получалось очень скоро, надо немного подождать, окончить институт, встать на ноги.
Все закончилось в один день, когда на ее дне рождении фиктивный муж сказал очень проникновенный тост о семье и ее ценностях, обнадежил фиктивную тещу скорым появлением фиктивных внуков, а вечером, когда по причине хорошего подпития мы остались ночевать у нее, нагло занял мое место в ее кровати.
Прозрение было ужасным. Винить было некого.
Я мог бы напИсать море,
Но есть в туалете слив.
Я мог бы накакать гору,
Но есть в туалет слив.
Я могу напердеть атмосферу,
Но есть в туалете окно.
А мог бы писАть я любимой,
Палец макая в дерьмо?
Не знаю.
Ведь жизнь так коротка,
И будет ли столько дерьма,
Чтоб написАть любимой,
Как я ее люблю.
Написано из солидарности к страданиям Петрарки в 1992 году.
Гончий
Благодаря ему я стал врачом. Ни имя, ни фамилия его мне неизвестны. Только кличка – Гончий.
Тем летом мы с моим одноклассником Ароном Берманом поступали во второй медицинский. Химия была позади, оставалось написать сочинение и сдать биологию. К экзаменам я был готов, репетитор по биологии и общая начитанность со склонностью к рассуждениям позволяли мне надеяться на положительные оценки. Литературу я люблю, за исключением двух вещей: русской классики и поэзии вообще. Русскую классику я не могу читать – мне скучно, поэзию (за исключением, разумеется,