Перст указующий. Йен Пирс
остается его гордость. Небольшой очаг и половицы были выскоблены, две колченогие табуретки вытерты, а кровать, хотя и неказистая, поблескивала воском. Больше ничего в комнате не было, если не считать скудной кухонной утвари, без которой не могут обходиться и нищие. Но одно меня удивило – полка с десятком книг, если не больше, открыла мне, что тут хотя бы какое-то время проживал мужчина.
– Ну, – сказал я с той бодростью, какую напускал на себя мой наставник в Падуе, чтобы внушить доверие, – так где же наша страдалица?
Девушка указала на кровать, которая мне было показалась пустой. Под тонким одеялом, как искалеченная птица, скорчилась старая женщина, такая маленькая, что ее можно было принять за ребенка. Я подошел и бережно откинул одеяло.
– Доброе утро, сударыня, – сказал я. – Мне сообщили, что вы повредили ногу. Давайте-ка посмотрим.
Даже я сразу понял, что повреждение очень серьезное. Конец сломанной кости проткнул пергаментную кожу и торчал наружу, зазубренный и окровавленный. И как будто этого было мало, какой-то неуклюжий дурень, очевидно, попытался засунуть кость на место, еще сильнее порвав мышцы, а потом просто обмотал рану грязной тряпицей, так что свертывавшаяся кровь приклеила нитки к кости.
– Пресвятая Дева, Матерь Господня, – вскричал я в раздражении, но, к счастью, по-итальянски. – Какой идиот это сделал?
– Она сама, – ответила девушка негромко, когда я повторил вопрос по-английски. – Она была совсем одна и сделала то, что могла.
Выглядело все это крайне скверно. Даже для крепкого, здорового, молодого человека слабость, неминуемая после такого повреждения, была бы опасна. Кроме того, существовала угроза, что начнется загнивание, да и нитки могли вызвать воспаление. Я задрожал при этой мысли и тут же сообразил, что в лачуге стоит лютый холод.
– Сейчас же затопи очаг! – приказал я. – Ее надо держать в тепле.
Девушка не двинулась с места.
– Или ты не слышишь? Делай, что я говорю.
– Нам нечем топить, – сказала она.
Что мне оставалось? Конечно, это было нарушением правил и несоблюдением достоинства, но порой обязанности врача не укладываются просто в лечение недомогания. С некоторым раздражением я вытащил из кармана несколько пенсов.
– Ну так сходи купи дров, – сказал я.
Она посмотрела на пенни, которые я сунул ей в руку, и, даже не поблагодарив, молча вышла из комнаты в проулок.
– Ну что же, сударыня, – сказал я, оборачиваясь к старухе, – скоро мы вас согреем. Это очень важно. Но сперва надо почистить вашу рану.
И я взялся за работу. К счастью, девушка быстро вернулась с вязанкой дров и горстью раскаленных углей в черепке, чтобы их разжечь, и вскоре у меня уже была горячая вода. Если, подумал я, мне удастся быстро очистить рану, если я сумею вправить сломанную кость так, чтобы боль ее не убила, если у нее не начнется лихорадка или нагноение в ране, если держать ее в тепле и хорошо кормить, то она, пожалуй, и