Пусть аисты вернутся!. Алёна Макаренко
штампом «УССР» вверху и посмотрела на деда.
– Мама русская по национальности? – спросила я.
Он кивнул.
Я какое-то время молчала; перед глазами проплывали картинки из детства: как я бегала у реки, зарывалась в белый песок, чтобы отогреться, собирала ягоды, грибы…
– Дед, – осторожно спросила я, – а можно я буду украинкой?
Он не разозлился, а мягко улыбнулся.
– Снегурка, а то как же? Ты ж она и есть. Когда ты в настроении, то даже сносно разговариваешь по-украински.
– Деда, – я хитро сощурилась, – вот как ты можешь судить? Ты ж по-украински, прости, ни бе, ни ме.
– Да не так со мной все потеряно, – он ухмыльнулся. – Мирного ж осилил. А не рано тебе еще такое читать?
– Мальчишки мне разные книжки читать дают: от «а-ба-бы-га-ла-ма-ги»[3] до «Лесной песни» Леси Украинки, – гордо сообщила я.
– Ну, хорошо, – он похлопал меня по коленке. – А они тебя не обижают?
– Книжки? – я засмеялась.
– Парни, – объяснил он.
– Дед, мои друзья меня всегда защищают, – сухо ответила. – Не в отпетых хулиганах порой вселенское зло. Иногда нужно за ангельским нимбом искать спрятанные рога.
– Философский бред, Снежа? – он засмеялся.
– Что, знаешь, как я именую твои состояния души, окуренные трубкой? – задорно сверкнула глазами.
– Ты даже не представляешь, сколько всего я знаю, – он ухмыльнулся.
– Дед, так я в Киеве родилась? – Если он рассчитывал, что я так легко сдамся, то он глубоко ошибся. Настроение его снова превратилось в минорное.
– Угу, – буркнул он.
– А мы же живем тут?
– А ты против?
– Нет, скажу честно: я счастлива, что живу именно здесь. Тут самое настоящее детство.
Правда, я бы на «Голубой Десне» жила, – мечтательно подумала о кирпичном роскошном доме на территории базы, рядом с которым цвели катальпы.
– Тю, странная ты, – заключил дед. – Тут твой дом, а тебе базу какую-то подавай.
– Деда, там моя душа, – серьезно сказала я.
– Ну, ладно, ладно… – он снова замолчал.
– Расскажи мне о маме. Я даже не знала, что она русская. А ты тоже?
Он снова тяжело вздохнул и взял трубку.
– Не против? – спохватился он.
Я разрешающе махнула рукой и закашлялась, потому что горло все еще немного першило – пока еще голос вернется. Дедушка посмотрел на это и, не поджигая, просто сунул трубку в рот.
– Я в Сибири родился, – начал ростислав Андреевич. – Там красиво: ягоды, грибы, медведи, но и зимы суровые. Потом поехал поступать в военное училище, после окончания которого с молодой женой – твоей бабушкой, приехал обратно. – Грустно-грустно дед посмотрел на меня. – Ты чем-то очень отдаленно похожа на нее. Хотя ты явно в породу своего отца: и глаза его – ни то, ни се, волосы цыганские, хоть он и не цыган, – дед фыркнул.
– Деда, – прервала я, – ты можешь как-нибудь не так предвзято, а то я и так знаю, что ты меня не любишь, а когда смотришь и сравниваешь с отцом, появляется чувство, что ты меня ненавидишь.
– Да с
Иван Франко «Грицева шкільна наука».