Бедные, бедные взрослые дети. Галина Гонкур
махнул ей рукой на давно некрашеную калитку и умчался дальше по улице. Наташа осмотрела дом. Это был длинный старый одноэтажный особнячок на 6 окон, очевидно, что на двух хозяев: полдома, на 3 окна, было побелено, вторая половина, на которую и махнул рукой пацан, была обшита деревом, почти почерневшим от времени. Симметрично, по обеим сторонам дома, были расположены калитки, тоже разные – видно, что у каждого из домовладельцев было свое собственное представление о прекрасном и бюджет на красоту, соответственно.
Наташа, вдруг оробев, остановилась, глядя на жестяную табличку с номером «17» на калитке и не решалась войти. Оглядела забор рядом: таблички про «Осторожно, злая собака!» вроде нету, да и лая нет со двора. Она поднялась на цыпочки и заглянула во двор поверх невысокого забора.
Видно практически ничего не было: дорожка к дому внутри двора густо заросла каким то высоким кустарником, жасмином, что ли, не разобрать. Впереди виднелся угол дома, из-за него торчала крыша навеса чуть дальше. Видно было плохо, но, кажется, какое-то шевеление там было. Наташа прислушалась.
– Ну, и как же теперь?
– Да как-как. Никак, Эль. Он со своим кришнаизмом как с ума сошел. Уезжает на всю неделю в Москву и там торчит. Говорит, послушание у него такое – литературу их духовную на улицах около метро продавать. А деньги надо в кассу ашрама сдавать.
– Что такое ашрам?
– Да храмы их так называются.
– У них и храмы свои есть? Не видела таких.
– Ну, это не как у нас, у православных – прямо отдельные здания. У них по-другому. Они в квартирах молятся. Какая-нибудь квартира отводится под такой вот храм, который ашрамом называется, они там собираются и молятся. По сути, типа, молельная такая комната
– А ты там была хоть раз?
– Да, один раз Сашка меня туда возил. Я ж сначала думала, что он мне изменяет, скандалы ему устраивала по этому поводу. Он меня и повез.
– И как там?
– Да чудно, Эль. Главный там у них, его звать Чандра Шикхара Даса. Вроде, нормальный мужик в возрасте, а присмотришься – вроде как и не очень нормальный. Кругом все плакатами чудными индийскими завешано, с божками их странными. Все украшено цветами искусственными, какими-то колокольчиками, ленточками. И еще они все время поют, свою эту «Харе Кришна, харе рама!». И меня никто по имени не называл, а только «деви». И только в третьем лице.
– Не поняла, это как?
– Ну, как. Говорят, например, «деви будет с нами пить чай?». Я даже не сразу поняла, что это они меня спрашивают. Вроде как положено у них так, проявление вежливости.
– Смешно.
– Да все бы смешно было, конечно, если бы нам жрать на что было. Я вся в долгах как в шелках, каждый день утром встаю и гадаю – чем детей кормить, на что день прожить? А он песни поет и у метро для чужих людей деньги зарабатывает, когда дома свои дети голодные сидят.
– Что молдавская родня твоя, больше не объявлялась?
– Да